Михаил Веллер - Вначале будет тьма // Финал

– Слушаю, – приказным тоном прогудел главный медведь. Тощий стол из ДСП под его локтями ощутимо проседал. Живот рвался наружу из модного приталенного пиджака.

– Так в предложении все есть, – кивнул Шестаков на бумаги, – цены, сроки. Отличные обеды на полторы тысячи килокалорий. Есть закуски, десерт, напиток разводится из концентрата. Основное блюдо нужно вложить в специальный пакет, пойдет химическая реакция, и еда сама разогреется. Я, кстати, пробовал, там бывают очень вкусные макароны с мясом…

– ГОСТ проходит?

– Ни одна комиссия не придерется. Легальное узбекское производство, со всеми сертификатами.

– В смысле – узбекское?

– В прямом. Всем известный «НукусПром».

Где-то сзади тихо охнул шестаковский посредник.

– Ты кого мне привел, мудила? Я нормальной жратвы просил? Или говна проблемного?

– Я же проверял, – залепетал помощник, – да там никакой связи не было, если б я знал…

Шестаков сглотнул и приготовился держать удар. Главное помнить: это просто уровень в любимой игре «притворись взрослым человеком». И не таких объезжали.

Главный не стал ходить вокруг да около и только коротко рявкнул:

– Какого хера?

– Какого хера что? – вежливо уточнил Шестаков.

– Какого… Ты нас тут что, блядь, за лохов держишь? Думаешь, мы тут сидим на жопе ровно и знать не знаем, как весной под Казанью ебануло? Распечатали паек – три дебила в лежку сразу, двадцать обосрались, капитана под трибунал! А ты тут, блядь, приходишь, самый умный, и херню бракованную нам впариваешь?

Шестаков устало вздохнул. Взглянул в окно – демонстративно, с нужной долей скуки на лице. За окном качались на ветру мертвые провода, старые корпуса щерились битыми стеклами. Медведь хрипло дышал, но пока еще не нападал. Держим паузу, держим, вот теперь можно…

– Если пакет со всякими хлоридами греть на горелке под тыщу градусов, он еще и не так ебанет. Дебилы в итоге выжили, капитан отделался штрафом и переводом на гражданку. Пострадал только производитель, которому пришлось отзывать товар и срочно переобуваться. А выиграть от этого можете лично вы, потому что я сейчас предлагаю вам партию шикарных обедов примерно по двадцатке за штуку. Что втрое дешевле, чем любые рационы у остальных московских поставщиков. Сам себя, можно сказать, граблю.

Медведь дернул щекой. Задумался.

– А если нароют связь с узбеками?

– Не нароют. Глубоко закопано. Этот же ваш, дерганый, не узнал, – он махнул рукой к двери.

– Эй, да кто тут дерганый, ты вообще…

– Тихо ты. Не дергайся там, – оборвал его главный. Желтоватые глаза буравили Шестакова, сверлили дырки в его и без того ноющей голове. – Ладно, это хер с ним. А зачем мне вообще брать твое говнище, если я могу к нормальным уважаемым людям пойти?

Шестаков даже улыбнулся слегка.

– Вот вы без бумажки знаете, кто я? Нет. Потому что я никто и звать меня никак. И раз уж вы позвали сюда меня, значит, ни одна фирма с именем с вами не готова работать. А я готов, я не гордый. Меня вообще не колышет, что там у вас за дела. Только платите вовремя. Добро?

Главный помолчал, похрустел короткими пальцами – во рту аж пересохло, вдруг сорвется, вдруг сейчас передумает – и хрипловато рассмеялся.

– А нормально! Нормальный ты мужик… Как тебя?

– Андрей.

– Значит так, Андрюха. Я юристам добро дам, они там пошуршат и все тебе вышлют. Жди, значит, письма.

– Принято, – Шестаков поднялся. – Ну, приятно было…

– Куда! – главный медведь даже по столу пристукнул. – А обмыть?

– Почему бы и нет? – Языку заранее стало кисло от предвкушения дешевого алкоголя. Вот сейчас вытащит пластиковую канистру, и хорошо еще, если с коньяком…

Стоя у стола, Шестаков наконец разглядел, что скрывалось за спиной хозяина кабинета – цветной плакат с полуголой девахой чудовищных форм: неестественная грудь, огромный зад, светлые косы толщиной со стоящую рядом березу.

– Нравится? – главный истолковал его взгляд по-своему. – Это ж «Мисс Мира 2020». Ленка, как там ее… Землячка моя, короче, тоже с Краснодара. На удачу висит… Ну и для души.

– Очень яркая женщина, – тактично заметил Шестаков.

– Была. Спилась давно.

Из стола появились облезлая зеленая фляжка и пара наперстков из нержавейки. Шестаков узнал эти стопки: дедово наследство, у него такие тоже валяются на старой даче. Каждый раз, натыкаясь на пыльные катушки, битый жизнью хрусталь, на те же стопки, дед все бурчит про злой советский хлам, который еще Андреевых внуков переживет. Бурчит – но не выбрасывает.

Главный налил до краев, Шестаков натужно улыбнулся. Ладно, от ста грамм, пусть даже сомнительного происхождения, печень не разъест. Но никаких повторов. Лучше сейчас прикрыться гастритом, чем потом вызывать неотложку, у которой и методы убийственные, и счета.

– Ну, за знакомство!

Чокнулись. Коньяк сильно отдавал алюминиевой фляжкой, но в целом показался приличным.

– Неплохо, – признал Шестаков. – Армения?

– Куда там! Молдавия, из старых запасов. По второй?

– Не, пожалуй. Бежать пора.

– И ладно, – главный даже не оскорбился, благодушно почесал сизую щетину, – я и сам тут еще… поработаю до обеда. Пошли, выведу тебя.

Шестаков равнодушно мазнул взглядом по хмурому помощнику – тот до сих пор подпирал дверь, а судя по лицу, заодно пытался сжечь наглого гостя силой мысли. Гостю было откровенно до лампочки – он ликовал. Смог! Протащил! Ай-нанэ-нанэ, а кто же тут красавчик? Кто сбыл целую партию про́клятых обедов, от которых весь рынок шарахался? Все зассали, а Андрюша не зассал, Андрюша молодец. Так что ему за это триста процентов навара, а всем остальным – хер на палочке, пусть причмокивают.

– Спросить хотел, – обратился Шестаков напоследок, – а почему коньяк во фляжке, а не прямо в бутылке? Привкус же остается.

– Так его возят в пластике.

– И?…

– И все! Пластик – это твердый яд, ты что, радио никогда не слушал? Ученые на воде проверяли, оставляли в разных бутылках, а потом смотрят на память воды, а там!..

– Там?

– Ад и Израиль там. Все атомы перекореженные, как после бомбежки. Вредно, короче, оставлять жидкости в пластике.

– А, вот оно что. Вопросов больше нет. До связи тогда?

– Давай! И про воду поищи, почитай. За здоровьем следить надо…

Шестаков спустился с крыльца, оставляя за спиной курящего медведя, голый бетон коридоров и очередной пройденный уровень.

На тротуаре Андрей остановился. Ветер гонял первые осенние листья, солнце светило на чистом, без единого облачка, небе. Ни шумная автострада, ни толпа народа у входа в метро не могли заглушить звеневшего бабьего лета. Андрей наконец почувствовал себя человеком.

Сама собой пришла сиротливая строка еще в школе заученного стихотворения: «Солнце, я становлюсь твоим лучом…» Что там дальше было, про свободу? Но ни следующих строк, ни автора вспомнить не получалось. Пушкин, наверное. Нет, у него про зиму. Побоку, главное, день удался и можно вздохнуть спокойно. Где-то за углом завыли сирены. Опять авиакатастрофа. Все, пора уходить.