Иннокентий Лаженицын - Носители. Сосуд [СИ]

— Стандартная процедура профилактического уничтожения человека на последней стадии. В процессе была допущена ошибка, приведшая к окукливанию жертвы. Кукла была уничтожена на месте Скукой Петром Молибогом Москва, — по-уставному отчеканил я.

— Ясно, — совершенно безэмоционально сказал незнакомец и вновь что-то записал в свою тетрадь. — Вы не врете, что, к сожалению, очень сильно все усложняет.

— Что усложняет? — его пустой голос почему-то подстегивал мою ненависть, которая породила всплеск несдержанности и повышение голоса. — Я прекрасно понимаю, что вляпался в какую-то историю, но мне все же очень хотелось бы понять в какую. Не говоря уже о том, что я не делал ничего, противоречащего уставу.

— Сейчас вы можете быть свободны, но под постоянным наблюдением, — пропустил он мимо ушей мою фразу. — Злорадство Василий Москва приставляется к вам сопровождающим. Он же и поделится с вами всей необходимой информацией.

— Подозреваемый, постоянное наблюдение, сопровождающий, — перечислил я все термины, услышанные мной за короткий разговор, все тем же повышенным тоном, — это трудно назвать свободой.

— Злорадство Василий Москва, — вновь пропустил мои слова незнакомец и обратился к Злорадству, — ваш ученик, если можно так назвать его, не обладает минимальными навыками субординации. Лично я вижу в этом исключительно вашу вину. Настоятельно рекомендую поделиться с Ненавистью Елисеем Москва знаниями, не только полезными при патрулировании улиц и отлове кукол, но и необходимыми в нашем небольшом социуме. Вполне возможно, это тоже может помочь ему прожить дольше и комфортнее среди нас. Покиньте мой кабинет.

Контора была оперативным центром носителей Москвы и Подмосковья. Самая крупная во всей России, но даже при этом занимала всего одно трехэтажное здание в историческом центре. Каждый носитель был обязан хотя бы раз в неделю отмечаться о своих успехах и провалах, если же он был на дежурстве, то каждый день. Потому народу тут было всегда много, в любое время суток и в любой день недели.

Улица встретила нас сухой жарой и ярким солнцем. Морщась от света, бьющего в глаза, Злорадство достал сигарету и закурил. Мне же оставалось просто стоять рядом с ним — во исполнение указа сверху.

— Василий, значит, — назвал я Злорадство по имени, устав стоять в молчании, — больше года ты мой наставник, а я даже твоего настоящего имени не знал.

— Мы же не друзья и даже не знакомые. Да виделись раза два в месяц, к чему это излишнее панибратство, — объяснил он свою позицию.

— Если нам теперь проводить вместе все время, мне кажется, проще будет общаться по именам, тем более среди обычных людей, — предложил я Злорадству.

— Звучит логично, — не стал он спорить. — Кстати, я не знал, что у тебя такое, мягко говоря, необычное имя, ты же говорил, что ты Алексей.

— Давай Алексеем и останусь, долгая история, бессмысленная, наполненная бабушкиной фантазией, детскими комплексами и обидами.

— Твое право, — докурив сигарету, Злорадство кинул бычок в урну. — Поехали, до вечера еще много чего надо успеть, благо вчера машину тут оставил. — Вася направился в сторону стоянки, я шел следом.

Парковка конторы всегда была особенным местом. Тут можно было увидеть ушастый запорожец и элитную иномарку стоимостью несколько десятков миллионов. Носители старались провоцировать окружающих на выработку необходимого им чувства любым способом, легкая подзарядка всегда была кстати. Человек — существо не самое умное, способное само себя завести, не говоря уже о способности закатывать истерику на пустом месте. Дорогое авто, стоящее рядом в пробке, могло вызвать небольшой приступ зависти, злобы и даже ненависти. Старая развалюха всегда становилась поводом злорадства, сочувствия или гордости за то, что у тебя машина лучше.

Так что, когда Вася остановился около старой, помятой, проржавевшей Лады 2110 и стал ключами открывать дверь, я нисколько не удивился.

Несмотря на экстерьер его боевого коня, он завелся с первого раза. Двигатель издавал приятные урчащие звуки, говорящие о том, что за машиной следят и внешний вид скорее для антуража.

Главным минусом использования данного авто как приманки чувств было отсутствие кондиционера. Это я ощутил в полной мере спустя десять минут стояния в пробке, в которую мы уперлись, как только выехали с территории Конторы. Солнце качественно прогрело столичные каменные джунгли, этому очень способствовал асфальт, большие зеркальные витрины, да и просто стены домов по обеим сторонам дороги. Мне казалось, что я нахожусь в духовке, которая все еще продолжает нагреваться, постепенно запекая мои внутренности. Зато мокрая от спасительных действий Злорадства футболка высохла за считаные минуты.

— Сейчас уже поедем, пробка из-за светофора, — видимо, Вася понял по моему лицу, что мне было немного дискомфортно.

Сам я уже давно отказался от машины и предпочтительно ходил пешком или ездил на метро. Чаще всего выходить в патрули или на поиск пищи приходилось уже ближе к ночи, что ограждало меня от столпотворения в общественном транспорте и на улице. Это был главный плюс в моей жизни носителя. Я никогда и никуда не торопился, везде успевал, и вообще, был предоставлен сам себе. Можно было сказать, что это была работа на себя, да еще и не очень трудная.

Контора перечисляла нам каждый месяц зарплату. Она рассчитывалась из средних показателей прошлого года по месту проживания, так что хватало на одного человека вполне. Деньги в Конторе брались из реальных компаний, многие из них были мировыми брендами, которые оплачивали услуги маленьких компаний, по чистке помещений к примеру, и уже они перечисляли зарплату носителям. Более того, никому не запрещалось иметь свой бизнес, устроиться на работу и даже стать знаменитым. Главное условие — выполнять план, быть всегда готовым оказаться в нужном месте по требованию Конторы и не общаться слишком близко с обычными людьми. И конечно же, самое главное — не кормить свое чувство до окукливания. При таком исходе вновь образовавшуюся куклу быстро уничтожали, и освобождалось место и имя для следующего носителя.

Наконец, мы проехали светофор, создающий пробку, и разогнались. На скорости жара казалась более терпимой, ветер из окон приятно обдувал лицо.

— Вась, почему им просто не убрать меня? — честно и напрямую спросил я у Злорадства.

— Зачем, даже скорее почему?

— Заварилась какая-то каша, я главный подозреваемый. К чему вся эта показуха с допросами, разбирательствами, приставлением тебя ко мне? Это в реальном мире есть общественность, Европейский суд по правам человека. А у нас-то убрать меня и все, проблема решена, даже искать никто не будет.