Юлия Шамаль - Система [litres]

– Пожалуйста, успокойтесь и задайте вопрос более корректно.

Я попыталась взять себя в руки и спросила ее тоном ниже.

– Вы точно человек?

– Да.

– Как долго я пробуду здесь?

– Длительность вашего пребывания в нашем институте пока не определена.

– Когда она будет определена?

– Как только экспертная группа составит относительно вас итоговое экспертное заключение.

– Какое?

– Итоговое.

Я еле сдержалась, чтобы снова не вспылить.

– Что именно вы исследуете во мне?

– Порог ваших реакций. Мы ищем критерий нетипичности.

– Чего?

– Нетипичности.

– Поясните, я не понимаю.

– Вы и не сможете понять, наш институт занимается передовыми научными исследованиями.

Вот стерва.

– Поясните так, чтобы я поняла.

– Хорошо, – неожиданно согласилась она. – Если совсем примитивно: мы выясняем, являются ли ваши отклонения частью статистической погрешности или это признак фундаментального Системного несоответствия.

– У меня что, есть отклонения?

Вот тут в первый раз она выдала в себе живого человека, посмотрев на меня удивленно, но тут же справилась с собой.

– Да.

– Какие?

– Их несколько, но главных два: критически понижен инстинкт самосохранения и критически повышена резистентность к базовым системным установкам, в том числе медикаментозным.

Я молча пыталась это усвоить.

– Думаю, на сегодня достаточно, – она поднялась и собралась выйти.

– Подождите! Вы сказали, что ищете ответ на вопрос, что со мной происходит: статистическая погрешность или фундаментальное несоответствие, так?

– Да.

– Что будет со мной после того, как вы на этот вопрос ответите?

– Это будет решать Системная комиссия.

– А конкретнее? Что бывает с такими, как я?

– Таких, как вы, у нас еще не было.

Она ушла, оставив меня в глубокой задумчивости.

«Обедать будете?» – вежливо пиликнули биочасы, то есть, пардон, биоблок. Что ж, можно и пообедать.

Обед мне привезла на столике полная приятная кудрявая лаборантка. Насколько моя первая посетительница была сделана из льда и стали, настолько же вторая состояла из уюта и улыбок.

– Давайте, давайте, присядем в постельке поудобнее, вот так вот, – приговаривала она, помогая мне сесть в кровати и поправляя у меня за спиной подушку. – Раз уж вы пробудете у нас некоторое время, надо устроиться как можно лучше… Любите гусиный паштет?

Она мне сразу очень понравилась. К сожалению, ни на один из интересующих меня вопросов Рузанна, так ее звали, не отвечала – прямо извиняясь за то, что говорить со мной о многом не имеет права. В зону ее компетенции входила кормежка и хозяйство. Так что мы обсуждали гусиный паштет, – и он, кстати, того заслуживал. Еда вообще была первоклассной. Не помню, чтобы мы с Тимом ели такое даже в самых дорогих ресторанах.

За первую же неделю пребывания в своей странной палате-люкс я прибавила три килограмма – в чем лично смогла убедиться, когда с помощью Рузанны отыскала в сияющей ванной напольные весы.

– Ну как хорошо, ну как славно, вот вы и поправляетесь!

– Много здесь таких, как я? – попытала я снова счастья, но Рузанна, как обычно, смущенно улыбнулась и покачала головой.

– Ларочка, милая, даже и не пытайте меня. У меня инструкция…

Заботились они обо мне хорошо, ничего не могу сказать, и очень много обо мне знали. Может быть, они знали обо мне все.

Электронная книга на прикроватном столике содержала исключительно мои любимые произведения и несколько новых, которые я давно хотела прочитать. Подборку фильмов на потолке (да, забыла сказать, потолок в моей палате был огромной интерактивной панелью и мог менять угол наклона) составили таким образом, что выбрать фильм, который мог испортить мне настроение, было просто невозможно. Когда мне становилось совсем уж скучно, свет в палате затемнялся, потолок сливался со стенами, и я оказывалась внутри огромного кинозала, который носил меня то по джунглям и прериям, то погружал в морские глубины, то возносил в космос. Когда веки начинали слипаться, свет в палате медленно гас, откуда-то начинал неназойливо нагнетаться озон, и я засыпала. Я отдыхала, чувствовала, что крепну физически, и чем больше крепла, тем больше меня мучил вопрос – а что дальше?

Я тщательно исследовала свою камеру-палату и поняла, что изнутри она не открывается. Открывается только дверь в ванную с туалетом. Фальшивое окно, оно же дверь, изнутри было совершенно герметичным, я даже не могла нащупать стык, по которому соединялись створки. Сбежать отсюда было нельзя. Значит, надо как-то договариваться. Но для этого хотелось бы понять, чего же они от меня хотят – а они ведь явно чего-то хотели. Чего-то, совершенно мне не ясного.

Это обычно начиналось по вечерам, после ужина. Браслет биоблока сжимался, я чувствовала знакомое покалывание микроскопических иголок, и вскоре мое состояние менялось. Я могла внезапно ощутить эйфорию. Или панический страх, когда хотелось срываться с кровати, бежать, колотить кулаками по фальшивому окну. Или проваливалась в дрему, похожую на тяжелое опьянение, и тогда на интерактивном потолке под музыку и специфический шум начинали мелькать странные картинки и символы – я смотрела на них как будто сквозь дурман. Если я засыпала и не досматривала видеоряд до конца, браслет больно сжимал мне руку, я просыпалась и приходилось смотреть снова.

По утрам мне в голову начали приходить странные идеи.

Однажды я проснулась с мыслью о том, что ненавижу яйца. Яичницу, омлеты, яйца всмятку – терпеть не могу, просто до тошноты. Рузанна унесла половину завтрака нетронутым. Уже к вечеру это прошло. Зато на следующий день я попросила Рузанну вынести из моей палаты все предметы желтого цвета. Унести стакан апельсинового сока, убрать желтоватое полотенце, а главное – сделать изображение в окне и на интерактивном потолке черно-белым, а то вдруг проскочит желтый, а я его теперь почему-то боялась. Потом страх желтого цвета бесследно прошел, как и ненависть к яйцам.

В другой раз я проснулась с четким убеждением, что я – мужчина. Знала я это совершенно отчетливо. Помню, как пошла в туалет и страшно удивилась и даже напугалась, обнаружив отсутствие необходимых половых признаков.

К следующему утру я была так же железно уверена, что у меня выросли крылья. Полночи я спала на животе, чтобы не повредить и не помять перья. Лопатки, из-под которых росли крылья, очень сильно зудели, но я никак не могла извернуться и достать ногтями чешущиеся места, из-за чего очень досадовала. Утром я содрала с себя майку, взяла маленькое ручное зеркало, повернулась спиной к большому зеркалу в ванной и решила внимательно рассмотреть крылья. Помню шок, который меня охватил, когда я увидела, что никаких крыльев нет. И это странное и страшное чувство, как будто находишься меж двух реальностей: одну знаешь твердо, вторую видишь собственными глазами, и две эти правды агрессивно противоречат друг другу. Нужно выбрать что-то одно, выбор дается мучительно, и от всего этого очень болит голова.