Олег Дивов - Особый район Москвы

— Может, все-таки сначала в поликлинику? — вкрадчиво, едва не ласково, спросил фэсэошник, что постарше. А молодой положил руку на сумку гостя, раздумывая, отдавать ли.

— И кто будет выселять эту склочницу из домовладения пятнадцать? Вы такому не обучены… — Кречет отнял сумку у молодого и закинул на плечо.

— Слушайте, у вас явное переутомление. Нет, мы все понимаем, но…

— Ничего вы не понимаете, — сказал Кречет с такой лютой тоской в голосе, будто это его последнее слово и дальше будет только хуже. — У меня нет людей. Месяц уже нет людей физически. Все по могилам.

У фэсэошников вытянулись физиономии.

— А я — тут! Вместо того чтобы дело делать, иду выселять какую-то пошлую дуру, которой неохота валить в город по месту прописки. А мне некого послать! Вот сам себя и послал. А то вдруг она на Машку кинется… В смысле, на пристава нашего…

— Еще как кинется, — поддакнул старший. — Бешеная.

— Мария таких пачками выселяла, — доверительно сообщил Кречет, добрея на глазах. — Но здесь не тот случай. Политика, трам-тарарам. Ответчика — руками не трогать. Жена министра культуры, творческая личность, международный скандал… Начальство прямо уши прожужжало. А я — чего? Я вообще был по форме номер четыре еще ночью! Я, начальник отдела! Пусть скажут большое спасибо, что пиджак надел!..

Старший кивнул, а младший вздохнул, демонстрируя понимание и сочувствие. Заметно было, как оба рады, что Кречет возвращается в человеческий облик. Им явно не улыбалось его задерживать. Наоборот, они вполне искренне хотели, чтобы он прошел на территорию и сделал там грязную работу, которой их не учили, — выселил к ядрене матери склочную тетку из шикарного министерского особняка по адресу «домовладение пятнадцать». С легкой руки этой дамочки Валуево лидирует в топе мировых новостей, а здесь к такой сомнительной рекламе не привыкли.

И отдельное спасибо, что Кречет не приперся, одетый по форме номер четыре. Воспитанный, значит, тактичный, деликатный человек, понимает нашу специфику. А мог бы сделать морду кирпичом, прикинуться огромным человекообразным боевым роботом и, весело помахивая автоматом в стальной клешне, ломануться через главные ворота, потому что в калитку все равно бы не пролез. Чисто ради хулиганства, чтобы показать местным свое отношение. Оно, конечно, все хотят в Валуево, но по-настоящему любят Валуево только те, кто живет и работает здесь. А остальные завидуют и при каждом удобном случае демонстрируют свою антипатию к «золотому миллиону». Само это понятие — «золотой миллион» — чистая издевка городских; на самом деле тут всего триста пятьдесят тысяч, и вряд ли будет намного больше, Валуево не резиновое…

— Я же понимаю! — сказал Кречет. — Вопрос политический. Репутация страны. Действовать решительно, но деликатно… Сколько там новостных журнаботов пасется на дверях?

— Сейчас десять, все основные мировые агентства. Но вслед за приставом еще набегут, и… — Старший на миг отвлекся, словно прислушиваясь. — Мы ожидаем минимум человек пять живых. Вы поаккуратнее с ними тоже, ладно? И с живыми, и с роботами.

— Да ладно, не впервой. Умеем. И Маша у нас красивая, им понравится, нарочно выбирали.

На этой реплике Кречет вдруг будто сдулся, умолк и прикрыл глаза, словно намереваясь заснуть стоя.

— Хотите кофе? — спросил младший.

— Меня тогда вообще разорвет, — буркнул Кречет, не открывая глаз. — Я и так на таблетках. Ночью пришлось стрелять, а с утра явился шеф, и прямо над могилой мне — выговор. За что?!. Но мы им тоже вломили. Сегодня весь день будут гробы таскать. Пускай, гады, вспомнят, как это делается… — Он очнулся, снял очки, протер их галстуком и задал непоследовательный вопрос: — А где бы по дороге кофейку долбануть? Вы же небось знаете, какая тут забегаловка лучше. А то я смотрю на вашу карту и ничего не понимаю. Совсем плохой стал.

— Лучший кофе на районе наливают здесь. — Под стойкой забулькало, и старший протянул Кречету картонный стаканчик. — Только выпейте, не доходя до зоны особняков, там урны меняют, некуда будет выкинуть.

— Я его надену на антенну журнаботу, — сказал Кречет. — Не надо пугаться, это мой фирменный стиль. Они уже привыкли и сами ждут. Молодой был, пошутил так, хотел прославиться, а всем наплевать. Скоро будет двадцать лет, как я на них стаканы вешаю, и никакого толку. Нет у меня таланта привлекать внимание. Никому я не интересен… Спасибо, пойду. И не беспокойтесь, мы и не таких выселяли. Нежно. Вынос тела — наше дело!

У самого порога он вдруг остановился.

— А может, это заговор роботов? Может, они нарочно меня игнорируют?

И, не дождавшись ответа, шагнул за дверь, в солнечное июньское утро, в город-сад, в московский рай.

— Кого они хоронили-то? — спросил молодой. — Что у них стряслось такое? Нет людей, стрельба, гробы…

— Не вижу. Ничего не вижу, — отозвался старший, глядя куда-то внутрь себя. — Сам по себе этот Кречет вроде нормальный мужик. Но чего-то он темнит. С личным составом у него в отделе норма, все живы. Правда, где они сейчас и чем заняты… Ты не поверишь. Нет информации.

— То есть как — нет?

— Нет, и все. Может, они ее до конца месяца придерживают, когда все равно отчитываться…

— Но как это возможно чисто технически?!

Старший задумался.

— Ну, есть вариант. Только это какая-то запредельная наглость. Если судебный пристав на службе и ты хочешь зачем-то выключить его из реестра, надо обесточить личный модуль. А метки на форме, допустим, заклеить скотчем. Тогда человек при исполнении станет невидимкой, и его не отследишь… Больше ничего в голову не приходит.

— Ха! Значит, вот за что у этого клоуна выговор сегодня прямо с раннего утра! — уверенно заявил молодой. — И поделом ему. А сюда он пришел засветиться перед журналистами. Почуял, что будет скандал и есть шанс наконец-то попасть в новости.

Старший помотал головой.

— Только не это, — сказал он. — Не такой человек.

Название «Валуево» прижилось совсем не сразу, поначалу его даже в документах именовали «опытным районом», а злопыхатели и по сей день говорят «особый район», намекая, что кого попало сюда не зовут. На Валуеве обкатали идею создать в Новой Москве кластеры, где люди будут и жить, и работать, не имея стимула лишний раз ездить в город. Вытянуть хотя бы небольшую часть населения за МКАД, обеспечить занятость аборигенов, снизить ежедневную маятниковую миграцию, ну и вообще дать новый импульс развитию присоединенных территорий.

Для каждого такого кластера искали свое концептуальное решение. Если просто «строить жилье и создавать рабочие места», как любят проповедовать либералы, и ждать, пока невидимая рука рынка все разложит по полочкам, кластеры никогда не образуются. Хотя бы из-за того, что Новая Москва де-факто остается предбанником «лучшего города Земли», который так близко, что серый купол смога над ним видно невооруженным глазом. Под этим куполом скрывается много возможностей и много денег; руку протяни и возьми; а что они не для тебя, а для того парня, — увы, выясняется только на своей шкуре. Сладкий зовущий голос Старой Москвы превозмогает здравый смысл. Бормоча: «В Москве жить нельзя», жалуясь на пробки, тесноту и духоту, люди туда прутся, и это не лечится. На одного благоразумного москвича, сбежавшего за МКАД, приходятся два с половиной наивных лопуха, мечтающих занять его место… Остался единственный шанс переломить ситуацию — дать людям нечто однозначно лучшее: грамотно продуманный район компактного проживания с полной инфраструктурой внутри и хорошей работой поблизости, а лучше бы тоже внутри. Так и возникла идея кластеров. Долгое время дело шло ни шатко ни валко, зависнув на уровне разработок и консультаций, пока не стало ясно, что заложить первый кластер удастся только в сугубо директивном порядке, а если честно, мобилизационном. Грубо говоря, надо просто решить, кого выселить за «старую границу», какое ему там придумать занятие, как сделать так, чтобы не убежал, и, главное, каким образом убедить этого лишенца, что его осчастливили.