Дейвид Бриттон - Трилогия Лорда Хоррора [litres]

Нью-Йорк. Город Бактерий. У аэропорта он быстрый миг выждал, собираясь с мыслями, и сел в желтый таксомотор. Сунув руку в карман, извлек листок бумаги для заметок, на котором содержались данные о гостинице. Он забронировал себе одноместный, дешевый номер в «Челси» за девяносто долларов в сутки.

– «Челси».

Хоррор подался вперед, опершись грудью себе о колено, и тяжко постукал таксиста по плечу.

– Живописным маршрутом, вы меня поняли?

– Конечно, – ответил скучающий водитель. – Хотите Бродуэй и 42-ю?

– Таймз-сквер? Нет, спасибо, это потом. – Шапочка Хоррора вздулась и испускала солоноватый аромат. – Езжайте как-нибудь иначе. Газуйте уже.

Машина отъехала, и Хоррор откинулся на спинку. Несмотря на радий – а его организм реагировал на него неплохо, – он ощущал слабость. Ныли кости, и он поймал отражение своей руки в окне таксомотора. Белая рука высовывалась из рукава. Он присмотрелся к ее истощенной внешности. Невообразимая жара Нью-Йорка немного сглаживала озноб, но он все равно по-прежнему слышал, как трутся друг об друга кости его сократившегося тела. Он сунул руки поглубже в карманы своей лисьей шубы до пят и почувствовал себя старым паршивым львом, греющимся на солнышке.

Его ухудшающееся состояние подводило к мысли, не ли эта поездка в Штаты первой и последней же в его взрослой жизни. Однако в душе он чувствовал: нет, не станет. Но это точно будет его последнее тут пребыванье: он либо прищучит Хитлера, либо признается уже наконец себе, что гоняется за призраком.

В удушающей жаре таксомотора Хоррор потел. Он приподнял термометр в салоне. На нем значилось «115». Жара, метавшаяся средь бетона, казалось, вся сосредоточивалась на нем. Его шапочка влагалищ пульнула новой порцией кукушечьей слюны. Не стала она возиться на своем лобковом ложе, а сделала перелет – капля попала ему на крючковатый нос и повисла на кончике. Он распахнул на себе лисий мех и позволит слюне капнуть на жилет из вервия, откуда она просочилась до самой его грудины. Он откинулся на сиденье, едва ль не бессознательный, а водитель меж тем жаловался на мух, которые слетались к таксомотору.

Когда Хоррор пришел в себя, влагалища на его шапочке маргинально ерошились легким ветерком с бессчетных кладбищ на склонах холмов. Таксомотор проезжал пригородный Куинз. На много миль окрест из несшейся машины не видел он ничего иного, кроме свалок и кладбищ: целыми акрами землю отдали под тонны кровель, строительного леса и ржавеющих дорожных знаков. Затем холмы стали расступаться пред городом опять, и он оказался на Манхэттене.

Таксомотор свернул по 23-й. Он попросил водителя остановиться у деликатесной на углу, уплатил ему и, сжимая в руке единственный свой чемодан, немного прошел до гостиницы пешком.

Хотя обычно в «Челси» брали только длительных постояльцев – гостиницей в привычном смысле она не была, – он договорился снять комнату, недавно освобожденную британской знаменитостью. Удалось ему это по рекомендации Макса Уолла, который считал, что репутация Хоррора будет отлично соответствовать дурной славе гостиничного полусвета.

От первого же взгляда на гостиницу его затопило смятеньем. Она ему напомнила какой-то громадный, заброшенный полуразрушенный склад у электростанции Бэттерси. Он стоял на ступенях у входа и читал на памятной табличке имена бывших постояльцев: Томас Вулф, Джеймз Т. Фаррелл, О’Хенри, Уильям Барроуз, Брендан Биэн, Дилан Томас, Сид Порочный. Последнее имя для него ничего не значило, но он некогда читал в «Лакомых кусочках», что Томас Вулф любил рассматривать себя гигантом. Вулф проживал в этой гостинице в середине 1930-х годов, потому что ему хотелось, как он выражался, побыть средь «карликовых евреев». И Хоррор считал себя неким ментальным гигантом.

Внутри он взял ключ от номера, на лифте поднялся на второй этаж, прошел по коридору и приблизился к Номеру 327. Табличка над дверью гласила: «Квентин Крисп».

Хоррор вошел. Комната была во тьме, и он рефлекторно закрыл за собой дверь, но только потом осознал, насколько в ней темно. Руки его зашарили по стене в поисках выключателя. Несколько мгновений спустя он его отыскал – разместили прибор этот безо всякой заботы об удобстве. Выключателем долго не пользовались, поэтому пришлось приложить лишней силы, чтобы он заработал. Вот свет мигнул, и голая лампочка без абажура, висевшая на одиночном буром шнуре, с трепетом ожила.

Он стоял в почти что трущобном помещеньи. Стены зримо покрывала грубая цементно-серая штукатурка. Местами слой ее отвалился, обнажив дранку и кирпич под низом. На полу валялись куски цемента. Мягкое опустошенье штукатурки кое-где прикрывалось безвкусно зелеными хозяйственными обоями.

Обставлен был номер просто: односпальная кровать, два деревянных стула и высокий стол с плексигласовой крышкой. В одном углу располагался крупный тиковый комод – похоже, его туда задвинули недавно. В другом углу – облупленная эмалированная ванна из цинка, перевернутая и чуть не погребенная под слоем бледной пыли. Над нею висела керамическая раковина, а рядом, за ширмой – полускрытый унитаз.

Окон или других отверстий не было, если не считать двери. Ему лишь позже пришло в голову, что номер расположен где-то в глубине «Челси»; очевидно, что окон здесь быть и не может. Четыре голые стены тревожили его своим видом, напоминая комнату для допросов.

Он разоблачился, свернул и положил лисью шубу на старый черно-белый телевизор. Стянул с головы ермолку. Небольшие присоски у нее внутри с трудом выпустили из хватки его скальп. Внутри загустели частички его кожи и капли крови, образовав лужицу для фей в самом центре. Он закинул назад единственный длинный клок шелудивых седых волос, произраставших у него на иначе лысом черепе. Покрепче схватившись венозными руками за волосы, он туго намотал их на правый кулак.

Затем подошел к унитазу и заглянул в него. На краях раковины присохли давние фекалии. От самого обода в глубины налипли дохлые мухи. Решив, что раковина хоть немного чище, он расстегнул крючки на брюках и помочился в нее, после чего на несколько секунд пустил воду из крана, чтобы смыть ярко-желтую жидкость.

Небольшую часть мусора на полу он распинал, образовав росчисть, и посмотрел, как в убогом этом сумраке кругами пляшет пыль. По периметру комнаты слой ее был густ. Местами она даже собралась в такие образованья, что на вид казались высокими подушками. Предыдущий жилец чистюлей, очевидно, не был. Не то чтобы Хоррора это беспокоило; ему за последние сто лет приходилось останавливаться в жилье и похуже.

Он перешел на середину комнаты, относительно свободную от грязи. Из чемодана извлек нескрепленную стопу бумаги и карту Нью-Йорка с координатной сеткой и разложил их на столе. Бумаги представляли собою списки людей и адресов, составленные Экером. Кроме того, на каждом листке значилась краткая история того или иного человека. Он развернул карту, расстелил ее перед собою и выбрал один листок наугад: