Андрей Столяров - Темные небеса [litres]

Чувствуется, что из-под натертых век сейчас хлынут слезы.

Лизетта останавливается, чтоб отдышаться.

Воздух вырывается из груди перегоревшими остатками смерти.

– Подожди… Ты здесь откуда?

– Из Костромы, – сообщает девочка. – Мама сказала, что мы полетим на планету, где у нас будет свой дом… Она скоро придет?..

– Скоро, скоро, – успокаивает ее Лизетта. Вытаскивает сотовый телефон, тычет судорожными пальцами в один номер, в другой… Ни Павлик, ни дядь Леша не отзываются. Чуть прерывистые, слабенькие гудки проваливаются неизвестно куда. То же самое – Зиновий Васильевич… Не до нее им сейчас. Их, видимо, еще тащит и крутит клокочущее людское варево.

– Ты маме звонишь? – интересуется девочка.

Лизетта пытается изобразить улыбку на своем стиснутом испугом лице.

– Что-то барахлит телефон…

Но, как ни странно, ей становится легче. Под взглядом девочки она словно взрослеет сразу на несколько лет. Чужая тревога несколько отрезвляет ее. Все не так уж и плохо. Главное, что осталась жива, а ведь могла бы лежать сейчас, втоптанная в липкую грязь.

Повезло.

Теперь надо выбираться отсюда.

Она присаживается на корточки.

– Давай знакомиться. Тебя как звать?

– Маша.

– А фамилия?

– Маша Быстрова. Рабочий проспект дом пять, квартира семнадцать.

– А меня Лизой зовут, – говорит Лизетта. И продолжает серьезным, деловым тоном: – Вот что, Маша Быстрова, я вижу, ты молодец: все знаешь, все помнишь, ничего не боишься. Значит, сейчас сделаем так. Мы с тобой пойдем искать твою маму. Ты двигаться можешь?

– Да… Но у меня ножка болит…

Выше съехавшего носка багровеет царапина, едва схватившаяся свежая кровь.

– Ничего, это пройдет… Только не трогай ее…

Заклеить бы пластырем. Но где его взять? Лизетта с сомнением оглядывается на трейлер. По идее, там должна быть аптечка, но оттуда, из открытого настежь окна – она ясно чувствует – тянет приторным, сладковатым запахом, от которого ее сразу же начинает мутить. Она запрещает себе даже думать, что это за запах.

Встряхивает головой.

– Машенька, посиди здесь чуть-чуть, подожди меня…

– Ты куда?

– Да никуда. Я не ухожу, я – тут. Просто надо бы посмотреть вокруг.

– Зачем?

– Чтобы понять, в какую сторону нам идти. Машенька, не волнуйся, я – быстро…

Стараясь не думать о запахе, доносящемся изнутри, она вскарабкивается на упор, соединяющий трейлер с машиной, потом – на порожек дверей, зачем-то обитый войлоком, цепляется за ребро крыши, с трудом подтягивается. Левый локоть пронзает неожиданной болью. Лизетта вскрикивает, но все же кое-как выползает наверх, осторожно приподнимается на четвереньки, на корточки, наконец выпрямляется. Она еще раньше обратила внимание, что безумный, панический вой, надрывающий уши, постепенно стихает, слабнет, спадает, превращается в гомон, волнами перекатывающийся в отдалении, а теперь, с крыши трейлера, заслоняясь ладонью от корочки солнца, высунувшейся из-за леса, видит, что толпа с кладбища автомобилей почти вся утянулась по направлению к Куполу. Это достаточно далеко отсюда, тем очевидней становится разница: здесь – скопище мертвых машин с одинокими, потерянными фигурами между ними, там – темный, будто сход селевого потока, колышущийся человеческий студень. Она видит безнадежно увязший в нем желтый автобус и завихрения, сжимающие его, как кольца удава. Все выглядит игрушечным, несерьезным из-за расстояния, однако понятно: и думать нечего, чтобы пробиться с Машенькой сквозь это столпотворение. Для них серый купол Станции недостижим. Ну и бог с ним, значит, лететь на Терру ей не судьба, осваивать новые земли будут другие.

Она даже испытывает некоторое облегчение. Больше не надо мучиться неуверенностью, все решилось само собой. Только бы знать еще, как там Павлик? Только бы он был жив, только бы уцелел. Бог с ней, с Террой! Ведь он же не улетит без нее?.. Ладно, не об этом сейчас надо думать. Лизетту будоражит странная, почти детская радость. Ей хочется немедленно позвонить Анжеле и изо всех сил закричать: «Мамочка, не беспокойся!.. Я остаюсь!.. Не волнуйся, пожалуйста, я здесь, я живая, я возвращаюсь домой!»… Правда, радоваться пока еще рано. Сперва им следует выбраться из этого дурно пахнущего гадючника. Лизетта прикидывает, что тут можно было бы предпринять. Понятно, что через Бельск им с Машей идти нельзя, они попадут в ту же самую ополоумевшую от страха толпу, но вот если двинуться через реденький еловый лесок, вон туда, направо от трейлера, недалеко, всего метров пятьсот, то можно выйти на проселочную дорогу, там вроде бы – никого, уже неплохо, а любая дорога в конце концов куда-нибудь приведет.

Значит, так и решим.

Она бережно съезжает по стенке трейлера. Локоть еще побаливает, но, кажется, ничего серьезного. В конце концов не на четвереньках же она поползет.

Машенька тут же требовательно спрашивает ее:

– Увидела маму?

– Мама твоя довольно далеко отсюда, – говорит Лизетта. – Придется долго идти. Ты готова? Как там твоя нога?

– Ножка больше не болит, – гордо отвечает Машенька. И берет ее за руку. – Ну!.. Пошли!..

Если честно, Лизетте не очень хочется покидать это безопасное место. Лучше бы тут отсидеться, чуток переждать, но неизвестно ведь, сколько придется пережидать. Быть может, несколько дней. А вода (уже хочется пить), а еда, а девочка эта? Вообще, что будет, когда разочарованная толпа хлынет назад?

Она строго глядит сверху вниз:

– Машенька, давай договоримся с тобой. Ты будешь меня слушаться, вести себя хорошо. Не капризничать, не хныкать, не уставать. Главное – не отходи от меня ни на шаг. Иначе мы заблудимся и маму твою не найдем. Ты поняла?

– Я очень послушная, – отвечает Маша. – Только давай уже будем идти…

Они боязливо протискиваются наружу. За какие-то считаные минуты совсем рассветает, воздух становится чуть белесым, прозрачным, как сильно разведенное молоко. Лизетта прикидывает, что им вроде направо, да-да, вон туда, где растоптанная до грязи тропинка выводит на окраину этой затхлой помойки. Они с Машей аккуратно перебираются по камням и ворохам иссохших ветвей. На них оглядываются: оказывается, что далеко не всех смыла паническая волна, довольно много людей переминается возле своих машин, не понимая, по-видимому, то ли бежать им, то ли оставаться на месте. Слава богу, страшилища в черном плаще, черной шляпе, черных очках, чего Лизетта втайне боялась, средь них не видно, но уже через пару минут раздаются сзади торопливые, чавкающие шаги, их настигают несколько человек:

– Стой, девка!.. Стой, мать твою перемать!.. Стоять, кому говорят!..

Чуть не сшибая с ног, их перегоняют двое парней, проскакивают немного вперед, загораживают дорогу, и тут же протискиваются откуда-то еще двое, нет – трое, вместе с ними – Сынок: заплывший до щели глаз, разбитые, вспухшие губы, струйка крови сочится на подбородок.