Дмитрий Осокин - Месть Афродиты

Но, пока что, они еще даже не решались додумать эту ужасную мысль. В глазах обоих отразилось тоскливая убежденность в том, что использование ради снятия сексуального напряжения ЖИВОГО ЧЕЛОВЕКА - это уж слишком цинично и аморально и никакая интеллектуальная совесть не выдержит этого груза. Пока что.

* * *

Неутомимо совершая невообразимо опасные прыжки, с одного уровня на другой, с этажа на этаж огромный уродливый мутант взобрался на крышу одного из высотных таунов и уселся среди чуждых ему металлических порослей параболических и гиперболических антенн, солнечных батарей. На самом деле, с приближением сумерек он всегда отдавал предпочтения одиночеству. Всегда - сколько себя помнил, а он был, безусловно, во много раз старше любого из долгожителей и на самом деле звали его ПАН.

Пан огляделся и достал свирель. Он всегда начинал свой концерт с самой грустной мелодии, пока еще был один. Конечно, потом, сразу же, появятся нимфы, хариты и оры Киприды, и любая, каждая будет готова возлечь с ним, но - когда готова каждая, значит, среди них нет одной-единственной. Поэтому Пан и начинал свой концерт с самой грустной мелодии - а что может быть печальнее музыкального рассказа о безответной любви, о недосягаемости той самой, одной единственной. Поднеся свирель к губам на заросшем лице, он приготовился в очередной раз начать импровизировать:

Шумно выдохнув воздух сквозь ноздри звериные, снова вдохнув, на свирели

Грустный свой начал рассказ сын Гермеса и матери смертнорожденной...

* * *

Услышав первые звуки странной, извлекаемой из неизвестного инструмента в вышине мелодии, полковник Слепой сперва испытал дикую, ломящую в висках ненависть и кинулся к своему ружью. Нет. Оно еще не зарядилось. Тогда он вдруг обхватил свою голову и зарыдал бешеными старческими слезами....

* * *

Пана заслышав свирель, легконогие нимфы его окружили,

Звуки свирели проникли, приникли ко всем, кто мог слушать и слышать

в трелях божественных скорбную радость, надежд своих слезы...

Понял тональность свою и торговец и сразу невольно запнулся,

После улегся под ивой плакучей, что к всякой тоске благосклонна.

Некий стрелок-плазмобоец на звук этот выстрелить тщился;

Некто, кто счел себя мудрым в мгновение это невольно запнулся;

Некто в квартире своей современной на миг позабыл обретенное счастье...

Боги же вестника срочно послали к беспечному Пану:

Чтоб заиграл веселее!

Но ноты печали забылись не всеми.

* * *

Если в первый раз они яростно штурмовали тела друг друга, просто боясь поверить, что всё это МОЖЕТ БЫТЬ так ВОСХИТИТЕЛЬНО, так НЕВЕРОЯТНО-ВОЗМОЖНО, то затем, ко второму разу они перешли плавно. В них проснулся интерес к нежным, ласкам, недоступных для них прежде в той самой схеме "человек-машины". Почти сейчас же после первой кульминации вновь исполнившись нового дикого сексуального желания, они, без передышки начали вновь, уже без всякого стеснения, по новому изучать тела друг друга.

И во второй раз оба, Олег и Ирина, сдерживались изо всех сил. И даже ручейками струящийся по их телам пот уже не вызывал мыслей об "антисанитарии процесса человек-человек". Только когда Ирина почувствовала, что не в сила вновь подняться одна на ослепительный пик возбуждения и, содрогаясь, опять сорваться с него в темную и обжигающую пропасть невыносимого по своей раздирающей мозг и тело силе наслаждения, она вцепилась ногтями в спину Олега, сжала его бедра коленями и замолотила по воздуху ступнями, призывая в этот последний раз проделать путь до оргазма вместе. И он понял её и они уже забились друг о друга, исполненные счастья. Исполненные изнеможднения, как выброшенные на берег мокрые рыбины.

Лишь спустя долгие-долгие минуты, когда готовые уже было разорваться сердца успокоились а дыхание позволило связать хоть несколько слов, Ирина произнесла непонятное:

- Крокусы и гиацинты...

Олег откуда-то уже знал, что так называются неожиданно расцветшие с

приходом пришельцев по лужайкам тауна цветы, чей аромат, казалось, проникал повсюду:

- Да... но ты еще красивее. И пахнешь тоже чудесно...

- Чем, интересно, - тихо рассмеялась Ира, - потом и прочими...

- Самой собой. Твой запах - самый чудесный на свете. Ты о чем-то

размышляешь?

- Ой, я только что думала об одной ужасной вещи. Мне... мне было с тобой

здорово, то есть прекрасно, ну, ты понимаешь, хорошо так, как никогда не бывало, так, что казалось, что я вот-вот умру...

- А мне еще лучше, - Олег уже благодарно припал губами к влажной коже

вокруг сморщившихся сосков Ирины.

- Ну... Одинаково, договорились? - увернулась она, чувствуя, что вновь

начинает возбуждаться и всё же желая до конца досказать свою мысль, - но мы же давно взрослые, опытные люди...

- Да уж, старики..

- Не перебивай - она крепко поцеловала его в подбородок, - Вот! А

подумала я, что ведь раньше, когда ЭТО практиковалось, человек с человеком...

- И мы , кстати, я надеюсь, теперь и дальше будем так "практиковать", -

хохотнул Олег.

- У! Безусловно. Ну вот. Раньше, я откуда-то знаю, в половые отношения

вступали с тринадцати-четырнадцати лет...

- Это наверно, только девочки...

- В основном, Девочки, кстати некоторые. - еще раньше. Так вот. Мы-то с

тобой люди взрослые. В некотором смысле - опытные даже, небось немало аушек переменили...

- И всё зря.

- На перебивай же, Олежка! А то найду себе другого, а тебе аушку на меня

похожую закажу... Шучу, милый... В том то и дело, что похоже, не зря, если б нам не с чем было сравнивать, то мы бы не поняли, как это чудесно, если б мы заранее не разработали свои тела в этом плане, то у нас бы ни с первого, ни со второго раза, скорее всего, ничего б и не вышло. И я ужаснулась просто, КАК это у них без всякой подготовки, лет в четырнадцать-пятнадцать выходило, наверняка же, ПРОСТО УЖАСНО, столько всего надо было преодолеть, и неопытность собственную, и недостаточную техническую подготовленность. И... я вспомнила об Алеше...

- Алеша... - посерьезнев, скорей, не из-за тревоги за судьбу

биологического отпрыска, а тоже припомнив ту щемящую музыку, которая донеслась недавно до них с крыши их тауна, медленно проговорил Сосновский-старший. - А есть ли он в нашей судьбе? Вообще, был ли он? Я знаю только, что у меня было взято немного спермы, у тебя - яйцеклетка...

- Да что ты говоришь. Алешка, конечно же, есть! И как мы могли забыть о

нем!...

* * *

Когда до Вероники с Аней донеслись звуки какой-то странной, беспричинно-печальной музыки, они тяжко вздохнули.

Вздохнул в полумраке трансформаторной и Алеша, понимая, как много еще ему понадобится сил и терпения, чтоб возглавить по-настоящему боевой, ПЕРВЫЙ ОТРЯД СОПРОТИВЛЕНИЯ.