Ричард Морган - Рыночные силы [litres]

От его истории Карла побледнела.

– Не может быть, – прошептала она. – Вы, они не могли, – она постепенно перешла почти на крик: – Нельзя творить такие вещи. Это незаконно.

– Скажи об этом Майку. Нет, знаешь, скажи об этом всей гребаной «Шорн», раз ты начала.

И тут Криса прорвало – он рассказал обо всем, что последовало за тем утром: о контракте КЭСА, полной жопе с Лопесом и Лэнгли, трупах в Медельине, попытке быстро зарыть факты, Панаме и Барранко, спокойном, но настойчивом заявлении колумбийца – «Ты не принадлежишь этому миру». Когда он закончил, весь дрожал, а в горле зарождался смех, но наружу он вырвался со слезами. Крис расстегнул ремень безопасности и наклонился, сокращая разделявшее их расстояние. Стиснув зубы, чтобы окончательно не потерять контроль, он прижался к ней.

– Крис. – В голосе Карлы слышался отголосок того, что можно было принять за смех. В том, что она говорила, не было смысла, но все становилось ясно по тому, как она его обнимала. – Крис, послушай меня. Все в порядке. Из сложившейся ситуации есть выход.

Она принялась обрисовывать ему варианты. Но не прошло и минуты, как Крис прервал ее криком:

– Блядь, ты ведь несерьезно, Карла. Какой это выход?

– Крис, пожалуйста, послушай.

– Гребаный омбудсмен. Ты меня за кого принимаешь? За социалиста? За гребаного лузера? Эти люди…

Он развел руками, пытаясь передать масштаб, а сам тем временем подыскивал слова. Карла скрестила руки на груди и смотрела на него:

– Какие? Опасные? Может, хочешь снова поведать мне о том, как в прошлые выходные ты убил трех безоружных людей в зонах?

– Вооруженные или нет – они были отбросами, Карла.

– А угонщики в январе? Они тоже были отбросами?

– Там…

– А люди в Медельине? – она вновь заговорила на повышенных тонах. – Люди, которых ты убил в плей-офф на камбоджийский тендер? Айзек Мерчесон, год являвшийся тебе в кошмарах со дня, как ты его ликвидировал? И после всего этого тебе хватает смелости заявлять, что омбудсмены – опасные люди?

Он поднял руки:

– Я такого не говорил.

– Ты собирался.

– Откуда тебе знать, что я собирался сказать? – солгал он. – Я хотел назвать их лузерами, неудачниками: они выступают против сокрушительной волны глобализации и против прогресса, твою мать.

– Ты это называешь прогрессом? – спросила она, и ее голос вдруг прозвучал тихо. – Балканизация, массовые убийства за границей, свободный рынок, который строится на костях, экономика бедности, гладиаторские бои на наших дорогах. Это ты зовешь прогрессом?

– Пересказываешь отца.

– Нет, Крис. Это мое мнение. Или, по-твоему, я не вижу, что творится вокруг, живу в другом мире?

– Ты не…

– Знаешь, в Норвегии, когда я рассказываю людям, где живу, где предпочла жить, на меня смотрят, как на морального урода. А когда я говорю, чем мой муж зарабатывает на жизнь, они…

– Все, приплыли, – Крис отвернулся от нее, насколько позволяло пространство салона. За окном порывы ветра приглаживали высокую траву на косогоре. – Опять двадцать пять.

– Крис, послушай меня. – Ее рука легла ему на плечо. Он со злостью скинул ее.

– Тебе нужно ненадолго выйти из дела и взглянуть на все со стороны. Я так и сделала, пока была в Тромсё. Иначе не понять. Ты же наемный убийца, Крис, диктатор, только называется это иначе.

– Ой, ради…

– Эчеварриа, верно? Ты мне рассказывал об Эчеварриа.

– Что с ним?

– Ты говорил о нем так, будто ненавидишь его. Словно он чудовище.

– По большому счету, так и есть.

– Тогда в чем между вами разница? Он совершает жестокости, а ты подписываешь сметы на них. Ты рассказывал, как людей пытают в полицейских участках, а тела выбрасывают на свалку. Но ведь благодаря тебе они оказываются в таком положении, Крис. Ты разве что не держишь в руках электроды?

– Ты несправедлива. Эчеварриа – не мой клиент.

– Не твой?

– Это не мой контракт, Карла. Я не принимаю решений по этому делу. Если честно…

– А Камбоджа – другое дело, да? Там ведь ты ответственный? Сам мне говорил. Я читала отчеты, пока была в Тромсё. Независимая пресса для разнообразия. Говорят, Киеу Сари не многим лучше первых «Красных кхмеров».

– Враки. Киеу – прагматик. Он подходящий кандидат, и даже если выйдет из-под контроля, мы можем…

– Выйдет из-под контроля? Что это значит? Количество трупов достигнет десятков тысяч? Закончатся места, чтобы хоронить их тайно? Крис, ради бога, послушай себя.

Он повернулся к ней:

– Не я придумал мир таким, Карла. Я просто пытаюсь в нем выжить.

– Нам необязательно жить так.

– Нет? Предпочитаешь гребаные зоны? – Он протянул руку и ухватил лацкан ее кожаной куртки. – Думаешь, такое носят в зонах? Или, может, летают в Скандинавию, когда, мать твою, пожелают?

– Я не…

– Хочешь к сорока годам состариться?

На последних словах она дернулась. Крис потерял контроль, глаза жгло от слез.

– Ты этого хочешь, Карла? Разжиреть от дерьма, которым они накачивают продукты, заработать диабет от гребаного количества сахара и аллергию из-за всяких добавок? И при этом не иметь денег на лечение? Этого ты хочешь? Умереть в нищете? От того, что ты нищая? Этого ты, блядь, хочешь? Потому что…

Голову развернуло от пощечины. Слезы вырвались на свободу. Он сморгнул и почувствовал привкус крови.

– Теперь послушай меня, – ровным голосом сказала она. – Заткнись и послушай, что я хочу сказать, или все кончено. Я серьезно, Крис.

– Ты не понимаешь, – пробормотал он.

– Только не надо давить на меня авторитетом, Крис. У меня отец живет в зонах…

– Отец? – презрительно бросил Крис, вновь повысив голос. – Твой отец не…

– Я тебя предупреждаю, Крис.

Он отвел глаза. Подавил гнев.

– Твой отец, – тихо продолжил он, – турист. У него нет детей и иждивенцев. Он не привязан к этому месту, его никто не заставлял. В отличие от людей, которые живут рядом с ним. И он никогда не станет таким, как они. При желании он может хоть завтра уехать. Вот в чем разница.

– Он считает, что так может что-то изменить.

– Может ли?

Повисло молчание. Наконец он вновь перевел на нее взгляд.

– Так может? – Он протянул руку и взял ее ладонь. – Вчера я был на другом конце света и разговаривал с человеком, который, вероятно, сумеет вышвырнуть Эчеварриа из КЭСА. Но для этого я должен добиться своего. Стоит оно того? Разве это не лучше статеек, которые пописывает твой отец для читателей, что лишь качают головой и делают вид, будто шокированы, но палец о палец, мать их, не ударят, чтобы что-то изменить?

– Если тебе вдруг стало важно изменить мир, почему ты не можешь…

Над головой загромыхали роторы. Машина закачалась на подвеске. Затрещало и ожило радио.

– Дорожное управление. На связи Дорожное управление.