Татьяна Буглак - Параллельщики [litres]

Я вбивала один запрос за другим, и минут через десять нашла небольшую заметку:

– Двадцать девять дней назад «в одном из зданий города были задержаны несколько человек, обесточившие соседние здания и едва не устроившие пожар. Все задержанные были пьяны и утверждали, что их наняли инопланетяне, приказав им собрать телепорт, а потом другие инопланетяне прошли сквозь стены и сломали собранный аппарат. В одном из кабинетов были обнаружены обломки неизвестного прибора. Следователи предполагают, что неизвестные планировали создать излучатель низкочастотного звука и спровоцировать панику – люди жаловались на необъяснимое чувство страха. Слухи о невидимой стене, якобы окружившей здание, не имеют под собой оснований. Злоумышленники задержаны, их ждет суд».

– Ничего не понял! – обернулся к нам стоявший у окна Лот. – Здесь что, блокада невозможна?

– Со, ты с самого начала была в здании? – резко спросил Виталий.

– Да, только минут на пять выходила, а как почувствовала тревогу, сразу вернулась.

– Ребята говорили, что установка не смогла набрать даже десяти процентов мощности, впрочем, и сама была очень слабой, – протянул немец. – Видимо, ты оказалась в зоне воздействия еще до включения установки и полностью ее заблокировала. Ладно, Со, нам пора.

Я встала из-за компьютера, взглянула на ребят. До этого момента я подсознательно не верила, а теперь до меня дошло, что пора расставаться навсегда.

– Со, не реви! – Лот первым заметил. – Ты никогда не плакала.

– Все, успокоилась. – Я вздохнула. – Давайте бумаги.

Я подписала необходимые документы на возвращение «кейса», протянула их Полу:

– Удачи вам, ребята!

– И тебе, Сплюшка!

По комнате прошло марево, парни исчезли, словно их никогда и не было.

Я последовала совету Мары и взяла отпуск без содержания – с больничным возникло бы много проблем. Дали мне его без разговоров, потому что, несмотря на месяц лечения, я все равно выглядела только что выпущенной на свободу узницей концлагеря, и меня шатало от легкого ветерка. Поэтому не потребовалось ни медсправки, ни чего-то другого – директор сразу подписал мое заявление.

– Идите, и я жду вас в живом виде, а не в образе привидения. Что хоть с вами произошло?

Я, уже немного знавшая события последнего месяца – форумы содержали больше информации, чем новостные ленты, – рассказала, что, когда подошла к мастерской, почувствовала невероятный ужас, и больше ничего не помнила. Очнулась в деревне недалеко от города, в доме какой-то сердобольной бабушки, и несколько дней не могла вспомнить, кто я, потом стала понемногу приходить в себя. Врача в деревне не было (это в наше время обычное дело, к сожалению), так что бабушка лечила меня народными средствами – успокаивающими отварами трав и деревенской едой.

Директор мне поверил, потому что в городе на самом деле было несколько случаев подобной паники, и человек пять до сих пор восстанавливали нервы в больнице.

– Ну что же, деревня, на мой взгляд, лучше психушки, так что вам повезло. Идите лечитесь.

Он был прав: деревня в моем состоянии была бы лучшим местом для восстановления. Я прикинула, сколько у меня на счету, пошарила в инете и вскоре уже ехала в соседнюю область, где одна продвинутая бабулька предлагала отдых на природе и домашнее питание. Бабулька не обманула: природа и питание оказались отменные, ну а что из всех удобств к ним прилагались колонка на улице, дощатый туалет и летний душ во дворе – это мелочи. Прожила я у нее месяц, посильно помогая по хозяйству и отъедаясь простой деревенской едой, в основном жаренной на сливочном масле или тушенной в сметане картошкой и яйцами во всех видах. Диета оказалась действенной, и в начале сентября я уже походила на саму себя.

Вернувшись домой, пошла на работу, стараясь жить только делами своего мира: изменить-то уже ничего нельзя, а тосковать – предавать друзей, которые готовы были для меня на все. Так что лучше помнить хорошее.

Если в прошлый раз неожиданное возвращение привело к тому, что я подсознательно отказывалась воспринимать свой мир, видя в нем только плохое, то теперь, по-настоящему простившись со всеми и зная, что у них все хорошо, я и свой мир воспринимала иначе. Ну да, приятельницы любят глупые мелодрамы, но ведь раньше меня это не задевало, и мы находили общие темы для разговора. В конце концов, я ведь сама выбрала для общения именно их. Ну коллеги любят посудачить за спиной и пытаются сосватать завалящих женихов – так это всюду так, и характер кумушек не зависит ни от мира, ни даже от века – подобных свах в классике полно. Над ними лучше посмеиваться про себя, одновременно учась у них готовке или, к примеру, вязанию: тетушки-смотрительницы любят занять руки спицами или крючком. Ну парни кроме боевиков да компьютера ничего не знают. А я других искала? Нет. Вон, в городе несколько реконструкторских клубов, байкеры, да мало ли кто еще? В литературное кафе сходить можно, книжку за чашечкой кофе почитать, к людям присмотреться, ну или в реконструкторское – там готовят отменно. Все, хватит киснуть, надо шевелиться!

Изменившееся отношение к миру, как это и бывает, изменило и сам мир. Завязались новые знакомства, я стала подумывать заняться реконструкцией – ведь диплом именно по славянам писала. В музее мне предложили поработать над большой статьей, причем не проходной, а по интересной для меня теме. Все вроде шло отлично. Только иногда по ночам снились кошмары, и я радовалась, что не кричу во сне, иначе бы соседи подумали, что меня убивают.

Жизнь налаживалась, и лишь иногда меня колола мысль: нашли ли они Михаила Петровича?

На ноябрьские праздники я приехала к родителям в соседний город. Тихая, почти деревенская окраина, небольшие старинные, с кирпичным узорочьем или уже перестроенные, похожие на здоровенные сайдинговые сараи дома на холме, сбегающая вниз, к лугу и полузаброшенному колодцу тропинка, неяркий свет осеннего солнца, запах палой листвы. И радующиеся приезду блудной дочери родители: они не видели меня с начала лета и очень волновались, а теперь, когда я, живая и здоровая, явилась домой, они наконец успокоились. Спокойно было и мне, ведь все, что окружало меня здесь, и стало той единственной причиной, из-за которой я в январе и вернулась в свой мир. И теперь я радовалась домашнему уюту, запаху сдобы, доносившемуся со двора куриному квохтанью, а главное – спокойствию родных.

Ранним вечером я, стараясь не упустить хорошей погоды, пошла прогуляться по окрестностям. Солнце уже было оранжевым, но до заката оставалось около часа, люди, закончив работы по хозяйству, сидели дома, смотря развлекательные программы, так что время было самым подходящим для спокойной прогулки в одиночестве. Я спустилась к почти вросшему в землю и закрытому крепко сплоченным щитом колодцу, напилась воды из выбегавшего из-под сруба ручейка, грустно вздохнула: в следующий раз смогу прийти сюда только весной. Над лугом уже поднимался легкий туман, вдали, на объездной, шумели автомобили.