Евгений Бузни - Первомайские мальчики

Не прошло и десяти минут, но которые показались Аллочке томительной вечностью, как она услыхала чёткую, словно приговор, фразу:

— Вы беременны, сударыня. Поздравляю!

Ответ не заставил себя ждать:

— Бросьте шутить, молодой человек. Я вам не девочка. Мне больше сорока. Не боюсь говорить вам это, поскольку вы знаете мой возраст из медицинской карты. Так что моё материнское время прошло.

— Позвольте, Алла Владимировна, с вами не согласиться, — мягко возразил Девочкин, называя пациентку по имени и отчеству умышленно, зная, что такое обращение делает отношения в подобной ситуации более доверительными. — Данные осмотра абсолютно точно доказывают обратное, тем более что выглядите вы весьма молодо и вполне способны рожать.

— Благодарю за комплимент, — подчёркнуто вежливо, но сухо, сказала Аллочка, заканчивая приводить себя в порядок, — но всё равно я пойду к другому врачу. Мне очень не верится, что я могла так вдруг забеременеть.

— Ваше право, — жёстко бросил Девочкин, отодвигая ширму и проходя вперёд. Ему очень не нравилось, когда приходившие в расстройство от слов врача посетительницы срывали на нём своё недовольство, прекрасно понимая, что не он виноват в их новом положении, и обещали обратиться к более опытному специалисту. — Однако уверяю вас, что другого диагноза вы не услышите. Что же касается вашего возраста, то история знает немало примеров, когда женщины рожали здоровых детей и в значительно более позднем возрасте. Будьте здоровы!

Романом звали молодого человека, закончившего самую обычную одиннадцатилетнюю школу и поступившего безо всякой передышки в технический университет на факультет приборостроения, который уже заканчивал в этом году. Впрочем, такое определение можно было бы дать сотням других юношей, успешно ставших студентами, меж тем как Роман был личностью необычною потому хотя бы, что с самых ранних лет чувствовал себя изобретателем.

Возможно, к изобретательству его привели семейные обстоятельства. Во-первых, отец Николай Иванович Наукин был инженером какого-то закрытого предприятия, часто сутками пропадал на своих испытаниях, а в редкие свободные дни приносил сыну чуть ли не с детского сада всякие электронные устройства в виде самоходных машин, поездов, самолётов, пароходиков, управляемых на расстоянии специальными пультами.

Сложные электронные механизмы постоянно выходили из строя и чаще всего по той причине, что Роману всегда хотелось изучить содержимое игрушек и понять, что же их заставляет двигаться. Часами он сидел над поломанными устройствами, но научился-таки их разбирать и снова заставлять действовать.

Вторым семейным обстоятельством было то, что Роман очень любил свою младшую сестрёнку Катьку (так он ласково называл свою сестру), у которой тоже всегда ломались игрушки, но не потому, что она хотела их разобрать, а потому, что она их просто ломала и сразу же в слезах бежала за помощью к брату. Тот никогда ей ни в чём не отказывал, а сразу придумывал, как приделать оторванную у куклы руку, да так, что её потом и клещами не оторвёшь, как сделать качели из поломанной скамейки, чем заменить обвалившуюся крышу игрушечного домика.

Словом, Роман рос мастером на все руки. Когда он стал не маленьким мальчиком, а подростком, то мама в случае каких-либо домашних поломок уже не ожидала возвращения с работы мужа, а по всем вопросам ремонта обращалась к сыну. Потому совсем не удивительно, что некогда детская комната Романа и Катьки вскоре превратилась в мастерскую Романа, в шкафах которой можно было увидеть кроме инструментов на все случаи жизни несколько мониторов разобранных компьютеров, всевозможные системные блоки, платы, соединительные провода, штекеры, разъёмы.

Но что удивительно на первый взгляд, рабочий стол Романа украшали батареи стеклянных пробирок, колбочек, мензурок. Это стекло, правда, стало появляться после седьмого класса, когда у Романа возник интерес, может быть, не столько к химии как таковой, сколько к химической и физической сущности человеческого организма. Ему любопытно было, возможно ли оказывать влияние на человека так же дистанционно, как он управлял на расстоянии в воздухе самолётами, модели которых сам конструировал, машинами, телевизором и прочей техникой.

Роман рассматривал человека тоже как механизм, но созданный природой, подчиняющийся законам природы и, более того, управляемый дистанционно при помощи особых волн, излучаемых планетами галактики. «Ведь вот, — думал он, — лунатики подвержены воздействию луны, бессознательно выходят на её яркий свет и совершают удивительные переходы, о которых ничего не помнят, просыпаясь. Что-то же ими руководит во сне, заставляя открывать глаза, видеть путь своего движения и при этом не падать, находясь порой на краю крыши, откуда непременно свалились бы, будь они в полном сознании. И все гороскопы исстари основаны на влиянии определённого положения звёзд в небе на конкретного человека в определённые периоды его жизни».

Начинающему исследователю, а именно таковым по складу характера был Роман, хотелось разгадать тайну воздействия неизвестных пока человеку волн и научиться управлять ими. Потому он по мере возможности уходил с головой в книги не только по физике, но и по физиологии человека и его анатомии. Но это всё не мешало Роману иметь в комнате футбольный мяч и выходить иногда на небольшое футбольное поле в качестве вратаря. Телосложения он был крупного, роста высокого, так что в воротах был весьма заметен. А стоять на воротах ему нравилось совсем не так же как другим мальчишкам, мечтающим прославиться ловлей самых сложных мячей, посылаемых в дальний от вратаря угол. В игре ему нравилось совсем другое. Ему хотелось и, надо признать, часто удавалось угадать вовремя направление удара и полёта мяча по направлению взгляда нападающего, по едва уловимым признакам выражения его лица. То есть в футболе его привлекала не сама по себе игра с её результатом, а психологический аспект, что, впрочем, и помогало ему часто успешно отражать угловые, свободные удары вблизи штрафной площадки и даже пенальти. Понятно, что знаменитый на весь мир вратарь Лев Яшин был его кумиром в спорте.

Зимой, естественно, Роману приходилось играть в хоккей и тоже на воротах и тоже в редкие от научных изысканий часы. Зимняя хоккейная площадка, превращавшаяся весной в футбольное поле, находилась во дворе соседней школы, так что совмещать науку и спорт удавалось.

Не удавалось ему другое. Глядя на себя каждое утро в зеркало, он с неудовольствием обращал внимание на свой крупный нос, кончик которого явно напоминал картофелину. Юноше, как говорят, атлетического сложения, с которым впору было бы выступать на подиуме спортивных классических фигур, казалось, что в парня с таким носом картошкой невозможно было влюбиться. Он не мог, например, делать как отец, который, уходя на работу, останавливался в прихожей перед зеркалом и, глядя на своё отражение, говорил провожавшей его маме: