Александра Голубева - Катастеризм [litres]

Но сильнее всего Даню заедал принцип. Он не мог, он просто отказывался жить в мире, где его умные, замечательные, образованные мама и папа не отличают лекарство от сахара и покупают физические оксюмороны. Не могли они настолько поглупеть. Настолько отчаяться.

А если могли, то сыновий долг – вправить им мозги.

Про «Плеяды» они расспрашивали с интересом. Даня – уж как мог – объяснял про теломеразу, про старение и то, как постепенно выходят из строя клетки человеческого организма; и про то, что «Плеяды» открыли клинику в Москве.

Уникальный шанс! Не нужен даже загранпаспорт!

«Да, – улыбалась мама, – здорово, что наука стала такой интернациональной».

«Опять же, у представителей разных народов наверняка есть неочевидные биологические различия, – с умным видом поддакивал папа. – Очень разумно открыть клиники в разных странах мира».

«Надо будет следить за их успехами».

«Повезло кому-то».

«Почему бы этим кем-то не быть вам?» – воскликнул Даня – и понял, что всё это время они его не понимали.

Им и в голову прийти не могло.

У них не было настоящих контраргументов. Да, оба работали – но папе это давалось с большим трудом, а мама вполне могла уйти в долгий отпуск. Обоих не слишком пугали разъезды. У них не было ни перед кем жёстких обязательств, державших на месте.

На месте их держали только они сами – но как же крепко держали.

Изначально Даня не то чтобы планировал им что-то предлагать, он изучил подробности про «Плеяды» больше из любопытства. Участие в исследовании стоило денег, но относительно небольших: платить надо было только за госпитализацию и всякие смежные процедуры, а не за саму терапию.

И даже эту сумму можно было скостить неожиданным образом. Исследование всё же считалось опасным, в том числе и для жизни, поэтому «Плеяды» по этическим причинам работали только с женщинами после менопаузы (а кроме того, одна из исследуемых теорий состояла в том, что именно клетки старого организма – с уже очень короткими теломерами – позволят нагляднее всего увидеть результаты терапии). С мужчинами было и того сложнее, их брали неохотно.

Но папу взять могли, потому что у них с мамой был взрослый ребёнок. И если бы Даня подписал соглашение, по которому через двадцать лет по возможности сам бы прошёл эту терапию, в эксперимент взяли бы всю их семью. Возможность изучить наследственные факторы слишком ценна для учёных.

За это же полагалась скидка на госпитализацию и так далее.

«Сами посудите – через двадцать лет! – махал руками Даня. – Они готовы сейчас сделать скидку на свои услуги – в обмен на услуги ответные через двадцать лет. То есть двадцать лет планируют просуществовать. Это ли не доказывает серьёзность их намерений!»

Через двадцать лет Даня и сам, наверное, захочет омолодиться. Будет жаль, если «Плеяды» закроются раньше.

Впрочем, об этом он почти не думал.

Сам себя Даня не волновал.

От Московского вокзала он позволил себе проехаться домой на такси – в конце концов, усталый человек имеет право. В денежном эквиваленте программа «Плеяд» и правда стоила недорого – зато компенсировала это количеством данных, которые требовалось собрать. Биометрия, сведения о биографии, и всё заверить, всё подписать… интервью с родителями согласились провести по «Пуску», но в остальном не поступились ни на шаг, и пришлось Дане кататься в Москву и обратно с доверенностями и безопасными флешками.

Впрочем, по-своему это даже задорило. За всё это время в саму клинику его так и не пустили, а гоняли вместо этого по аффилированным офисам. В итоге Даня запустил в анаграме прямую видеотрансляцию – и покатывался с комментариев Крейцера и Анки (она была в отпуске и потому в итоге просидела с ним двое суток почти не отрываясь). По крайней мере, до тех пор, пока ему не принесли NDA.

После этого трансляцию, увы, пришлось отключить.

Такси таранило светом фар летнюю ночь, на зеркале заднего вида покачивались чьи-то фотографии, а Даня со скуки перечитывал язвительные комментарии Крейцера. Когда же те закончились, он понял, что листать ленту у него просто нет сил, и откинулся затылком на кресло.

Блондинка-водительница покосилась на него.

– Умотались? – приветливо спросила она, протягивая руку: – Вика.

– Я знаю, – вяло махнул смартом Даня, – У меня же тут написано. А вы всех усталых пассажиров расспрашиваете об их усталости?

Карточка с её именем висела и в самом такси, но ему почему-то всё равно было приятно, что она представилась. Что-то было в этом старомодное – и уютное, как само её такси.

– Нет, только симпатичных, – рассмеялась Вика. – Ну а что вы хотите? Я водитель, но я не веду. Нужно же мне хоть чем-то заниматься! А вторая задача водителя какая? Правильно, как у парикмахера: работать за радио, священника и психотерапевта. Но если вам не нравится, я заткнусь.

К колену её летних брюк была приколота булавкой цветастая недоплетённая фенечка, а на экране смарта виднелся какой-то код – Вика его не писала, а, кажется, компилировала. Некоторые строки были подсвечены жёлтым.

Наверное, обучающая программа.

– Да нет, – сказал Даня, – наоборот. У меня сейчас такое в жизни творится, мне радиосвященник – самое то.

– Серьёзно? – отвлеклась от смарта Вика.

У неё было очень живое лицо. Да, устало подумал Даня, наверняка это потому, что чаевые такой Вики напрямую зависят от того, понравится она пассажиру или нет, сумеет ли развлечь его разговором; но даже если так, не верилось, что это просто актёрская игра. Скорее просто характер такой – удачный для профессии.

Интерес Вики выглядел неподдельным.

Даня рассказывал про доктора Шарпа, теломеразную терапию и всё остальное друзьям: и Крейцеру, и Анке, и Горохову, и Ратте, и Ри, и остальным. И у всех были свои мнения: Крейцер, к примеру, нарыл статью о том, что из первого института Шарпа в своё время выгнали, причём за что-то довольно мутное, а Ри, наоборот, всё спрашивала, как вписать в «Плеяды» собственную бабушку. Кто-то восхищался смелостью Дани, кто-то опасался разводки.

И никто не говорил с ним об этом живыми словами.

Оказывается, устной речи тоже может не хватать.

Поэтому Даня вывалил Вике – всё, с самого начала. Вывалил, пожалуй, больше, чем стоило, но кто он такой, чтобы бороться с эффектом попутчика? И про мошенника-коммивояжёра; и про то, как заглохло в полиции дело; как сам он переключился, как много узнал о теломеразной терапии, как решился и убедил родителей. Как странно жить в мире, где «поиски вечной жизни» не саркастический штамп. Как много в этих поисках пришлось заполнять бумажек – ну то есть документы, конечно, были в цифре, это фигура речи, а всё же.

Как потонули в бумажках действительно важные вопросы.