Таде Томпсон - Роузуотер [litres]

Что бы он ни собирался сказать, я этого не узнаю, потому что чувствую боль во всем теле и мои конечности дергаются, как будто мне не принадлежат. Цветы падают на землю, а следом и моя голова. Я наблюдаю, как приземляются три лепестка, а потом теряю сознание.

Когда я прихожу в себя, первая мысль, что в меня выстрелили из тазера. В меня уже стреляли из него, и ощущение похожее. Мышцы болят, во рту кровь. Снов я не видел. Я в тускло освещенной комнате площадью три, может, пять квадратных метров. Я здесь недолго, потому что лежу, несвязанный, на каменном полу, и в тех местах, где я касался пола, тело не замерзло. Подозреваю, что меня сюда бросили и я очнулся от удара. Я лежу лицом вниз, а поднявшись, с радостью обнаруживаю, что у меня все кости целы. Шевелю нижней челюстью, разминаю руки и ноги. Плюю в угол. Тут есть окно, но оно закрыто старыми газетами. Свет проникает сквозь них, но еле-еле. Я подхожу ближе и дергаю за отстающие края бумаги. На окне решетка, а под бумагой тонкий слой побелки. Отсюда мне не выбраться. Отчетливо пахнет тухлыми яйцами. У меня забрали обувь, я пожалел, что не ношу кобуру. Проверяю дверь, сделанную из твердого дуба. На полу – ничего, кроме камушков и грязи. Лениво размышляю, нельзя ли использовать камни, собрать их, разорвать одежду, сделать дубинку – идея, выцарапанная из-под слоев пыли, укрывших мое обучение самообороне. Я подбираю три, но вдруг понимаю, что это не камни. Рассматриваю их в тусклом свете.

Это фрагменты костей.

Я с отвращением отбрасываю их. Они усеивают весь пол, и это не сулит мне ничего хорошего. Я нащупываю ксеносферу. В попытках сделать комнату звуконепроницаемой строители ограничили приток воздуха. Я не могу проникнуть за ее пределы. В комнате, однако, есть эхо предыдущих постояльцев. Остаточные нейромедиаторные паттерны. Я расслабляюсь, вдыхаю и пробую каналы.

Я чувствую страх, смерть и истребление. Я вижу мелькание лиц: черные, белые, пакистанские, мужские и женские, и все перепуганные. Я чувствую, как каждый из них вспоминает любимых. Я понимаю, что все они умерли здесь, кто-то в мольбах, кто-то без сознания, кто-то в борьбе, и все в страхе. Последнее, что они видели, – бледный демонический облик. Искаженный, и у каждого разный, но это тоже нормально. Мы все видим свое, особенно когда боимся. Это не придает мне уверенности. Когда образы и эмоции начинают повторяться, я отключаюсь. Никакой новой информации.

Дверь щелкает, скрипит и открывается. Я отступаю от нее. Входят гладкий молодчик и его телохранитель. У гладкого вокруг правой руки обвязана веревка, которая волочится за ним, уходя вверх, словно привязана к воздушному шарику.

– Зачем ты приходил к моей жене? – спрашивает гладкий.

О как!

– Ты имеешь в виду, к бывшей жене? – переспрашиваю я.

Телохранитель дает мне пощечину. Ощущается она как удар кулаком. Ненавижу насилие, особенно в отношении меня. Запах тухлых яиц проникает следом за ними через открытую дверь и смешивается с одеколоном гладкого. Омерзительно до крайности. Где-то в доме кто-то играет «Gimme the Loot» [26] Песня рэпера The Notorious B.I.G. с дебютного альбома «Ready to Die». .

– Аминат не для тебя, – говорит гладкий. – Совсем не для тебя.

Я не собираюсь спорить. Для начала пробираюсь в телохранителя. Его мысли примитивны, но у него есть четкий образ… Твою же мать. Тухлые яйца, фрагменты костей, бледный демон, воздушный шарик. Я знаю, что это. Я посылаю сигналы в мозг телохранителя. Убеждаю его, что он под водой. Он начинает задыхаться и задерживает дыхание. Нелепо дергается. Я вхожу в разум его хозяина, но как только делаю это, он отпускает веревку. Я знаю, что будет дальше.

Он врывается в узкую дверь, сшибая наземь бывшего мужа Аминат, и воспаряет к потолку камеры. Веревка привязана к его шее, он бессловесно рычит вне моей досягаемости.

Это пузырник. О45 мне все о них рассказал, но я никогда ни одного не видел. И, если честно, я не рад встрече.

Он бледен, точно белый человек, из которого выпустили всю кровь. У него длинные конечности, клешни, чтобы ловить добычу, длинные, острые, одинаковые зубы, большие фасеточные глаза и почти никаких волос, за исключением нескольких, случайно разбросанных по телу, словно в последний момент. Пенис у него между ног исчезающе мал. Он летает, но без крыльев. Между лопаток у него газовый мешок. Химическая реакция создает газ, позволяющий ему бесшумно парить.

Ах да, и пузырники плотоядны.

Полагаю, они его используют, чтобы избавляться от неугодных людей, то есть от всех тех, кто умер в этой комнате. Он костлявый, со впалым животом. Его держат впроголодь. Он замечает меня, но колеблется между мной, телохранителем и мужем Аминат. От него до меня чуть больше метра, и я не хочу дожидаться, пока пузырник примет решение. Выбегаю через дверь. Слышу крики, но не оглядываюсь.

Я в большой постройке для слуг. В колониальные времена в Нигерии в таких жили рабы. Мы думали, что так должны строиться все дома, поэтому у всех больших постколониальных домов есть пристроенные бунгало. Я отпираю дверь и оказываюсь во дворе, окруженном четырехметровыми стенами. День в разгаре, и солнце печет. У меня нет ни телефона, ни ботинок. Позади слышны звуки борьбы. Никто не кричит. Прости, Аминат, я, похоже, убил твоего мужа.

Архитектура большого дома – сплошные скаты и странные защитные сооружения. Я не смогу залезть на стену, она слишком высока, но если пойду вдоль стены, то найду ворота.

Тут живет бандит, а значит, вокруг должны быть десятки вооруженных людей. Я отыскиваю нишу и вжимаюсь в нее. Едва вхожу в ксеносферу, как слышу треск и хруст стекла и дерева. Пузырник вырывается из дома для слуг. Низ его морды и клешни залиты кровью. Он принюхивается и одновременно глядит в мою сторону. Пузырники плохо видят, но они дополняют визуальную и обонятельную информацию слуховыми импульсами, из чего рождается катастрофическая комбинация.

Он бросается ко мне, веревка, обвязанная вокруг его шеи, болтается позади, точно оборванная пуповина. Раздутый газовый мешок напоминает сшитый из плоти парашют или рюкзак; он летит бесшумно, поэтому я недооцениваю скорость. Не успеваю я отреагировать, как он оказывается у меня перед носом и хватает меня передними и задними клешнями. Отрываясь от земли и не обращая внимания на колющую боль его объятий, я отталкиваю его, уперев руки ему под подбородок. Надеюсь, так он не сможет меня укусить, хотя кровь и безумные дерганые движения очень мешают удерживать хватку. Из мешка вырываются булькающие звуки и сильная вонь. Вдвоем мы весим немало, так что поднимаемся медленно. Наверное, он хочет поднять меня и сбросить вниз, разбив о бетон, и тогда я стану более мягкой и сговорчивой жертвой. Я пытаюсь нащупать его мысли и совершаю ошибку. Я чувствую дикий, непознаваемый инопланетный мозг, и это меня оглушает. Может, он использует другие нейромедиаторы или иное направление импульса, но соединение прогоняет через меня волну боли. Голова словно наполняется битым стеклом. Его мысли, или импульсы, или что там у него, дергают за каждый мой нейрон в отдельности, и я чуть не выпускаю его подбородок. Он клацает челюстями, и сквозь головную боль я вижу кусочки мяса у него между зубами.