Эйлин О'Коннор - Вы признаны опасными [сборник litres]

Он стащил башмаки. Ступни и пальцы были стерты до кровавых мозолей. Это ничего, сказал себе Иван Степанович, это пройдет. Послюнявил камешки, прижал к ранкам и стал смотреть вниз.

Как же туда добраться? Неужели по тросам ползти?

Кроме спуска, его смущало еще кое-что. Про гору и ее несоответствие ожиданиям он решил пока не думать. Но вот путь по низу до горы… Что-то с ним было не так.

Дорога камнем выложена, не то желтым, не то белым, сильно и зло вспыхивающим на солнце – аж глаза слепит. По обочинам кусты вздыбились – синие? зеленые? – не разобрать. А за кустами – склон, весь в черных дырах, будто изъеден-источен гигантским червем.

Иван Степанович сморгнул выступившие от ветра слезы.

А это что за чертовщина? Дерево торчит кривое, а ветки обломаны, как будто под страшной тяжестью. Толстые ветки-то…

Только он хотел привстать, чтобы тщательнее все рассмотреть, как послышались шаги и изможденный безумец, которого он обогнал утром, выбежал на площадку. Иван на живот плюхнулся, замер, глядит сквозь колючки. Забыл даже думать, чтоб глаза беречь от игл.

Паломник вел себя уверенно, словно не первый раз здесь был. Подошел к клети, схватился за решетку и без лишних раздумий дернул.

Заскрипело, осыпалась ржавая пыль, тут же подхваченная ветром, и дверь распахнулась.

Забравшись внутрь, сумасбродец принялся раскручивать какой-то маховик, и с оглушительным скрежетом, от которого у Ивана Степановича зубы свело, кабина поехала вниз. Он и начало молитвы не успел прочесть, как она пропала из виду.

Не веря своим глазам, Иван подполз к самому краю и перегнулся.

Клеть опускалась, раскачиваясь и сшибая камни. Когда она с грохотом бухнулась на землю, паломник выскочил наружу.

Только тут Иван Степанович заметил, что у безумца не один мешок, а два. Первый закреплен на спине, а второй в руках болтается. Паломник потоптался на месте, взвизгнул и припустил по дороге.

Мчался он с невероятной скоростью и должен был в кратчайшее время добраться до избушки.

Иван Степанович даже дышать перестал. Неужто ему сейчас чудо будет явлено?

До пригорка безумцу оставалось всего ничего, когда из ближней черной дыры скользнула бесшумная тень. Распластавшись по земле, дотекла в один миг до дороги – и вскинулась в полный рост за спиной бегущего.

Иван Степанович хотел заорать, да не смог. Только булькнул, словно в горло воды налили.

Зверь был огромен и чудовищен. Когти скребли по камням, бешено охлестывал бока длинный хвост. Издав полный ярости вопль, тварь припала к дороге и вздыбила иссиня-черный загривок.

Сейчас прыгнет, понял Иван.

Понял это и несчастный безумец. Не останавливаясь, он обернулся к твари и с воплем швырнул ей в морду мешок.

Из развязанного мешка на лету выпал котик и шмякнулся на четыре лапы.

Чудовище метнулось к нему быстрее, чем бедный маленький хранитель успел мяукнуть.

Сверкнули оскаленные зубы, мелькнуло что-то багровое – и долгий хриплый рык огласил окрестности. Долго, долго стояло оно, подергивая хвостом.

Когда же тварь вскинула морду, котика на дороге больше не было.

Иван Степанович всхлипнул и потерял сознание.

Солнце над горизонтом висело серебристо-белое, в кровавых потеках. Иван с трудом поднял голову и поглядел вниз.

Дорога была пуста.

Добравшись до насыпи, он колол руку иголками до крови, пока не почувствовал, что окончательно пришел в себя. Глотнул воды – и зашевелились мысли.

Зверь, без всякого сомнения, был котом. Невообразимых размеров, чудовищным, но котом.

В голове у Ивана кто-то сдержанно хихикнул: «Вот такие тут котики, говорят. Стражи, говорят. А кто-то шепчет – демоны. Все разное говорят».

Иван замотал башкой, чтобы извести голос. Иначе и с ума сойти недолго.

Никто ничего не говорит, и уж теперь-то ясно почему. Потому что каждый, кто до горы дошел, котика своего бросал на погибель. Видно, не может чудище устоять перед мелкой добычей, непременно ее терзать кидается. А пока оно так глумится, и рвет, и жует, можно успеть спрятаться на святой горе.

Понятно стало и то, для чего безумцу понадобились два мешка. По котику в каждом: туда дойти – и обратно живым вернуться.

Иван Степанович даже зажмурился, когда все это осознал. Господи, как же так можно?! Ведь каждый с детства знает: сам погибай, а кота выручай. Люди-то эти, они ведь не котика теряют, – они душу свою теряют! В ад отправляют своими руками! Что же такого хотят они от святой горы, если даже душой готовы пожертвовать?

Вот поэтому паломников здесь мало. А он-то, дурень, гадал: как это сюда еще обозы из желающих не тянутся! Даже объяснение придумал: мол, большинство людей вполне своей жизнью довольны и не желают никаких препятствий преодолевать на пути к счастью.

Дурак, дурак!

Как же ему самому добраться до храма? Мимо зверя не пройти, если не отвлечь его чем-то.

Иван Степанович с такой силой сжал голову руками, что больно стало.

Думай, думай!

Вспомнил Венедикта, умнейшего человека – не помогло. Вспомнил село родное – еще хуже стало. Тогда представил он котика своего: как тот по утрам под ногами вьется, хвостик тощенький закручивает в загогулину и лапой эдак Ивана Степановича трогает ласково. Мол, не бойся ничего, Иван, кот с тобою.

И тут само собой открылось, что нужно делать.

Он встал и торопливо, чтобы не дать себе возможности испугаться, пошел к оставшейся клети.

Ждать внизу ему пришлось недолго. Кабина вздрогнула и поехала наверх. «Умный человек пришел, – подумал Иван. – Сообразил, как ее поднять».

Да только ему без разницы, умный или глупый. Главное, чтобы опытный.

Обзор Ивану закрывали переплетения синих ветвей. Пока он сюда спускался, пока крался от подножия скалы, едва не поседел: все боялся, что услышит его тварь, кинется из норы. Один раз почудилось шевеление внутри черноты – упал, в землю вжался, дышать перестал.

Потом пополз, куда деваться. Надо было спрятаться так, чтобы раньше времени ни страж дороги не заметил его, ни человек.

Затея у Ивана была простая: следовать вдоль дороги за очередным паломником, скрываясь за кустами, а едва только тот котика бросит зверю, выскочить на дорогу и мчаться со всех ног к горе.

Бегал Иван Степанович плохо, да что там – паршиво бегал, прямо сказать. Где не споткнется, там в яму провалится. «Может, монахи потому и выбрали мне хромого котика, – вдруг подумалось. – Может, у них шутки такие».

Он даже заулыбался. Потом долго пытался губы на место вернуть, уж и пальцами их стягивал, а они все ни в какую, будто застыли.

Так что когда из кабины вышел человек, спрятавшийся в зарослях Иван Степанович встретил его улыбкой.

Путник на вид был немолод и благообразен. Личико круглое, гладкое, сам ладно сбит и не идет, а будто катится. Опытный: возле клети задерживаться не стал, озираться и не думал, сразу шмыг на дорогу – и шпарит к горе. Иван Степанович пригнулся, пропустил его и, на десять шагов позади, помчался следом.