Эйлин О'Коннор - Вы признаны опасными [сборник litres]

И сам себе ответил: нельзя. Иван Семеныч не прост, ох не прост. Не зря он не хочет использовать магов для уничтожения бедных дворняг. Всплеск магического фона ночью в парке будет немедленно засечен и неизбежно вызовет вопросы. А стрельба… Ну, что стрельба? Подумаешь, прикончили сдуревших кобелей.

Как Юрганов объяснил охранникам происходящее, я не знал. Но косились они на нас подозрительно и недобро.

– Ничего не получается, – сказал Патрик, вернувшись. Он запыхался и часто моргал за стеклами очков. – Не хотят они видеть во мне высокую договаривающуюся сторону.

– А чего хотят?

– Сожрать меня, – начистоту ответил Урусов. – Во всяком случае, ведут себя именно так.

Он помолчал, потер вспотевший лоб и добавил:

– Но между тем, как они себя ведут, и тем, чего хотят на самом деле, может быть очень приличный зазор.

Следующие два часа прошли довольно однообразно: Вита любезничала с зоопсихологом, который окончательно забыл про каких-то там собак, охранники сидели на траве, скорбно взирая на воркующую Витку, Патрик пытался пообщаться с питомцами Иноземцева, а я – сообразить, что бы еще придумать.

Не то чтобы мне было жалко собак… Впрочем, не стану врать: жалко. К полуночи они утихомирились, рассредоточились вдоль ограды и приближение человека встречали глухим ворчанием. Но глаза у них были такие понимающие, такие тоскливые…

– У меня чувство, будто они нас провоцируют, – сказал после очередного обхода Урусов. – Пристрелите нас, говорят, и дело с концом.

– А из клеток зачем выбирались?

– Черт их знает. Может, хотели помереть на свободе, обнявшись?

Я усмехнулся. Но Патрик смотрел на меня без улыбки, и ухмылка стерлась с моего лица.

– Брось! Ты серьезно?

Вместо ответа он кивнул мне на двух похожих дворняг: белых, с большими коричневыми подпалинами на боках. Они лежали рядом: передние лапы вытянуты, головы прижаты ухо к уху. Одна собака прикрыла глаза, и вторая, тяжело вздохнув, привалилась к ней покрепче.

– Просто удивительно, с какой страстью человек стремится уничтожить то, что не понимает, – сказал Патрик. Он присел на корточки и разглядывал дремлющую пару. – Почему бы не вернуть их с помощью магии в исходное состояние?

– Уже обсуждалось. На это потребуется долгое время, и не факт, что получится.

Урусов почесал в затылке. В ответ на его движение одна из дворняг вскинула голову и нехотя оскалилась.

– Тогда разделить их и наблюдать.

– Юрганов объяснил тебе, чего он опасается.

Патрик перевел на меня взгляд.

– Знаешь, – серьезно сказал он, – по-моему, Иван Семеныч просто боится собак. Вот и все объясне…

Дворняга, лениво наблюдавшая за Патриком, швырнула себя – иначе я не могу это назвать – на ограду, отделявшую ее от нас. Лязгнули клыки. Невидимая сетка, наложенная на ограду с помощью старого доброго заклинания «кремлевская стена», спружинила, и собаку отбросило назад. Задремавшая было охрана вскочила, заполошно заорала, размахивая оружием, и в панике чуть было не пристрелила Урусова.

– Видал, как она шваркнулась! – восхитился Патрик, отползая назад. – Честное слово, они все понимают! Вот если бы нам дали хоть несколько дней!

Я потер глаза. Мне хотелось спать. Затея наша была обречена на поражение, это я понимал теперь совершенно ясно и даже отчасти завидовал Мащенко. Он-то сейчас дрыхнет в теплой постели. Или сидит в баре, потягивает виски, корчит из себя взрослого мэна. Кажется, ко мне привязались его дурацкие англицизмы…

Домой пора, вот что.

– Но все-таки интересно, о чем они думают…

Я не заметил, как последнюю фразу произнес вслух.

Патрик опустился рядом со мной на землю, выдернул травинку и сунул в рот. Я с удивлением осознал, что он, в отличие от меня, совершенно расслаблен. Нет, в нем чувствовались сосредоточенность и азарт, но при этом Урусов, кажется, ни капельки не нервничал.

А вот мне было не по себе. Слишком большую ответственность мы на себя взвалили. Не сунься мы защищать этих псов, я бы не воспринимал известие об их неизбежном усыплении так близко к сердцу. А теперь мне казалось, что это мы во всем виноваты: не справились, не оправдали, не сдюжили. Подвели, в общем.

– Вот и я говорю, – внимательно глянув на меня, продолжил Патрик, как будто продолжая прерванный разговор. – Юрганов ставит в центр происходящего собак. В то время как ставить надо людей! Почему мы задаемся вопросом «как поведет себя агрессивный интеллект», когда вопрос совершенно в другом: как поведем себя мы, люди, при столкновении с агрессивным интеллектом.

– Разбежимся кто куда, – нехотя сказал я. У меня не было сил вступать в дискуссию.

Патрик сорвал вторую травинку.

– Ты, Дима, совершенно прав. Поэтому оптимальным выходом из ситуации видится мне наложение запрета на побег.

Я озадаченно взглянул на Урусова. Это он о чем?

– Вот где подвох! – воодушевленно продолжал Патрик, срывая третью травинку. Я подумал, что если так пойдет дальше, он тут всю растительность общиплет. – Мы пытаемся за несколько часов сообразить, что делать с собаками! Но эта задача не имеет решения! Очевидно же, что двое студентов, пусть даже в компании опытного и умного преподавателя, не способны выдать нормальный результат за такое короткое время.

При словах «опытный преподаватель» я слегка распрямил спину и выпятил подбородок. Но к чему ведет Патрик, мне было по-прежнему не ясно.

– Это задача не про собак. Это задача про нас, – в третий раз повторил Урусов. – Значит, нужно придумать, что нам делать с нами!

– Конкретно тебе нужно поспать! – не выдержал я.

Он, кажется, даже не услышал меня.

– Время, время, время…

От его возбужденного бормотания мне стало не по себе.

– Нам нужно больше времени! Юрганов сам указал направление действия. Разгневанная общественность, комиссия, протесты…

Я не выдержал.

– Да Юрганов надеялся, что мы спровоцируем этих псин и охранники их пристрелят!

Патрик повернулся ко мне.

– Ну, разумеется, – несколько удивленно сказал он. – Это очевидно.

Я слегка опешил. Ага. Вот оно как. Очевидно, значит.

Рука моя сама собой потянулась за травинкой.

– Но кроме того, Иван Семеныч, сам того не желая, дал нам хорошую подсказку. Осталось только сообразить, как воспользоваться…

Патрик замолчал и уставился куда-то вбок, странно вывернув шею. Сначала я даже решил, что он собрался подражать Юрганову. Потом проследил за его взглядом и приподнялся. Что он там узрел?

Куст боярышника сонно покачивал ветками под волнами ночного ветерка. Только и всего.

– Патрик! Па-а-атрик!