Хейли Баркер - Шоу безликих

Он как какой-нибудь сумасшедший поклонник, появляется везде, куда бы я ни пошла. Он был на арене, он был на пресс-конференции, и вот теперь оказался здесь, в коридоре. Каждый раз, когда он смотрит на меня пронзительными карими глазами, кажется, будто ему действительно небезразличны мои чувства.

Это меня ужасно злит. По крайней мере, с большинством Чистых ты знаешь, как себя вести. Ты знаешь, что они тебя ненавидят, знаешь, что они желают твоей смерти. Даже такие, как та глупая женщина на пресс-конференции, которая якобы восхищается тобой, потому что ты из Цирка, даже они не видят в тебе человека. На самом деле они не способны разглядеть то, что спрятано в глубине.

Но этот мальчик вчера вечером помог мне вернуться на канат, он спас мне жизнь. Поверь мне , сказал он. И вот сегодня: вы когда-нибудь хотели, чтобы все было по-другому?

Какой смешной вопрос. Как он посмел приехать сюда и притвориться, что я ему небезразлична?

— Подожди, — говорю я, он поворачивается и с надеждой смотрит мне в глаза. — Ты не можешь приходить сюда и задавать такие вопросы. Это нечестно.

— Прости, — снова повторяет он. — Теперь я знаю, — он вздыхает, и его губы дрожат. — Сам не понимаю, что я здесь делаю.

Он выглядит таким удрученным, таким подавленным. Я чувствую, что мое сердце непроизвольно вздрагивает. У меня почему-то возникает смехотворное желание успокоить его. Как будто он тот, кого обидели, тот, чья жизнь в опасности.

Что, черт возьми, со мной не так?

— Есть ли что-то такое, что я могу сделать для тебя? — спрашивает он. — Чем-то помочь тебе?

Его голос звучит так заботливо, так почтительно. Это снова приводит меня в ярость.

— Да, — отвечаю я ему. — Можешь. Оставь меня в покое! Оставь этот цирк, вернись в свой безопасный маленький уголок в своем безопасном маленьком мирке и больше никогда не подходи ко мне.

На пороге появляется его охранник, и поэтому я разворачиваюсь и убегаю через другой выход. Я оглядываюсь, когда оказываюсь в конце коридора, и вижу, что он все еще стоит там, устремив взгляд мне вслед с тем же растерянным выражением на лице.

Когда мы возвращаемся домой, мать, отец и Фрэнсис уже в постелях, дом погружен во тьму.

Я даже не переодеваюсь, просто жду в своей комнате, пока Стэнли отпускает другого охранника и переустанавливает сигнализацию.

После спускаюсь вниз, чтобы отыскать Прию. Единственный свет исходит из кухни, она должна быть там.

Когда я вхожу, то вижу какого-то другого человека, который моет посуду. Это мужчина, на нем наша домашняя униформа. Он бросает на меня короткий взгляд и тут же опускает глаза.

— Привет, — говорю я. — Кто вы? Где Прия?

— Извините, сэр, мне приказано не обсуждать это с вами.

— Что вы имеете в виду? Кто сказал, что вы не можете обсуждать это со мной?

Он продолжает энергично мыть, скоблить и вытирать кастрюли со сковородками.

— Извините, сэр, мне не разрешают обсуждать это с вами.

Я подхожу ближе и встаю между ним и раковиной, но он все равно не смотрит на меня, стоит, опустив глаза.

— Где Прия? — спрашиваю я. — Почему вы не можете ответить мне? Скажите, куда она ушла, пожалуйста!

— Извините, сэр, мне не разрешено обсуждать это с вами, — снова повторяет он, его голос испуганно дрожит.

Где же она? Что мне делать? Приходится вернуться наверх.

Я останавливаюсь возле комнаты родителей и распахиваю дверь. В спальне темно, но я могу разглядеть в постели их спящие тела. Я включаю свет, и они оба садятся, моргая от яркого света. Мать испуганно ахает, прижимая к себе одеяло, а отец инстинктивно хватает с тумбочки пистолет и направляет его на меня. Как только он понимает, что это всего лишь его сын, а не какой-то злобный Отброс-похититель, то бросает его на кровать.

— Бенедикт! Что ты, черт возьми, делаешь?

— Где Прия? — требовательно спрашиваю я.

— Как ты смеешь? — голос матери звенит возмущением. — Как ты смеешь заходить сюда посреди ночи и задавать такие дерзкие вопросы?

— Я сказал, где Прия?

Она тянется за очками и, надев их, смотрит на меня.

— Почему местонахождение какой-то грязной служанки, Отброса, беспокоит тебя, Бенедикт?

— Где она?

— Она ушла и больше не вернется, — твердо говорит отец.

— Зачем? Почему она ушла?

Мать тяжело вздыхает.

— Ты действительно думаешь, что мы не знаем, что происходит под нашей собственной крышей, Бенедикт? Думаешь, мы такие наивные? Мы в курсе твоих полночных посиделок с этой женщиной. Поэтому в нашем доме ее больше не будет.

У меня пересохло во рту. Я удивленно смотрю на нее.

— О чем ты думал, когда общался с ней так, будто она равная тебе, будто имеет какую-то ценность?

— Она была ценной, — говорю я. — И остается. Да, она важна для меня.

Мать усмехается.

— Да, верно, — говорит она. — Была.

Кажется, меня сейчас снова стошнит. Что они с ней сделали?

— Бенедикт, — улыбается она. — У нас есть глаза и уши повсюду. Кстати говоря, какой интересный вопрос ты задал маленькой канатоходке, девчонке-Отбросу сегодня вечером. «Вы когда-нибудь хотели, чтобы все было по-другому»? — смеется она. — Ты не знаешь, где ты родился!

— Я предупреждал тебя, — говорит ей отец. — Я говорил тебе, что позволить им поехать в цирк — плохая идея. Это мероприятие внушило ему ложные представления.

— Теперь нет никакого смысла в обвинениях, Роджер. Послушай, Бенедикт, Прия ушла от нас, и это все, что тебе нужно знать. Никакого цирка больше не будет. Тебе придется найти что-нибудь другое для домашнего задания. А сейчас я предлагаю всем отправиться спать.

Она положила очки на стол и улеглась.

— Выключи на обратном пути свет, хорошо?

Когда я возвращаюсь в барак, все уже знают о том, что произошло с близнецами. В комнате висит тяжелое молчание, циркачи собрались в круг. Амина обнимает меня.

— Мы ждали тебя, — говорит она. — Близняшек больше нет.

— Знаю, — отвечаю я. — Мне сказал Сильвио. Что случилось?

Она смотрит на Грету с куклой в руках и других детей, которые грустно сидят рядом с ней.

— Акулы. По-видимому, у них не было шанса на спасение.

Я присаживаюсь в круг рядом с Гретой. Эммануил подходит к двери, чтобы убедиться, что все в порядке. Он мрачно кивает. Амина уходит в лазарет и возвращается со свечой и спичками. Когда я только попала в цирк, у нас было пять свечей, не знаю, как Амина раздобыла их. Похоже, она может просто приобретать такие вещи. Мы зажигаем их каждый раз, когда кто-то умирает, и они постепенно тают. Сейчас остался только один маленький огарок. Амина зажигает его и ставит в центре комнаты. Пламя свечи отбрасывает жутковатый свет на круг торжественных лиц. Она садится рядом, и мы все беремся за руки, образуя одну большую живую цепь.