Хейли Баркер - Шоу безликих

Его глаза округляются от насмешливого удивления.

— Сказал им что? О чем ты?

— Обо мне и Прие.

Его лицо растягивается в глупой, самодовольной ухмылке. Он безмерно доволен.

— Бен, она всего лишь старая служанка. Отброс. Разве стоит так из-за нее заводиться?

— Почему? — спрашиваю я снова. — Что ты получил от этого?

Мой брат пожимает плечами.

— Мне она не нравилась, вот почему. Я же не слепой. Я и раньше замечал, как она исподтишка насмехалась над нами. Я помню ее кривые усмешки. Она никогда не стеснялась с презрением смотреть на меня.

— Это потому, что ты относился к ней как к грязи!

— Она и была грязной. Она разносила грязь по всему дому. Я рад, что она ушла.

Я даже не могу смотреть на него. Какой же он подлый. Мерзкий маленький хорек.

Время тянется очень медленно. Я сижу в машине, делая вид, что не замечаю Фрэнсиса, как и вчера.

Спокойно отдыхаю во время перемены, игнорируя Фрэнсиса, как и вчера. А вот я на уроке современной истории ненавижу учителя и игнорирую Фрэнсиса, как и вчера.

Роулинсон, как обычно, бубнит о неполноценности Отбросов. Я с отвращением смотрю на его нос картошкой и бусинки глаз за стеклами очков. На его сальные волосы, зачесанные так, чтобы скрыть блестящую лысину.

Думайте сами , сказала Прия.

Разум подсказывает мне, что невозможно, чтобы он в биологическом отношении превосходил ее. Хошико.

Я больше не могу этого выносить. Я чувствую, как паника сотрясает меня изнутри. Мне хочется что-то разбить.

Я оборачиваюсь и смотрю на Стэнли — он, как всегда, не сводит с меня глаз. Я осматриваю стены и всевидящие камеры наблюдения со сверкающим глазком объектива. Я чувствую, что задыхаюсь.

Дергаю рукой, и, конечно же, линза на ближайшей камере сразу расширяется, фокусируясь на резком движении.

Раздается звонок, возвещая о конце урока, и все встают из-за парт. Обед — моя любимая часть дня. Есть немного времени, чтобы побродить по школьному двору. В течение целого часа я могу быть свободен, если, конечно, не обращать внимание на охранников, выстроившихся вдоль забора и наблюдающих за каждым моим движением.

Но сегодня я не могу этого сделать, не могу притворяться, что меня не сопровождают постоянно. Это не похоже на защиту; мне кажется, это удушение свободой. Мне нужно скрыться.

Отодвигаю стул и направляюсь к двери, игнорируя Алекса и остальных. Я быстро иду по коридору, но уже слышу шаги Стэнли за спиной. Я оборачиваюсь и смотрю на него.

— Я пойду в туалет. Ты не возражаешь?

Стэнли кивает. Он не виноват, что ему приходится следить за мной. Я не думаю, что и ему нравится постоянно таскаться следом. Я пытаюсь изобразить улыбку.

— Извини, Стэнли. Сегодня мне все немного надоело. Я знаю, что это не твоя вина.

Он снова кивает.

— Все в порядке, сэр.

Я захожу в туалет. На самом деле мне не нужно, но, полагаю, теперь я должен побывать там. Внутри пусто, и я запираю за собой дверь кабинки.

Я вижу черные ботинки Стэнли, который ждет снаружи. Дверь между нами — максимальный уровень уединенности, который мне доступен. Это единственное место в школе, где за мной никто не наблюдает.

Я поднимаю голову. Над туалетом есть открытое окно. Слабое осеннее солнце рассеивает серое утро, и его лучи просачиваются в кабинку. Голубое небо манит меня.

Это маленькое окно, но я смог бы протиснуться в него, если бы захотел. Я смог бы отправиться в трущобы и поискать там Прию.

Впрочем, нет, это глупая и бессмысленная затея. Я сам давно убедил себя в том, что трущобы — это мрачное, опасное место, где мне вонзят в горло нож через несколько секунд после моего появления. Я мог бы пойти в цирк. Возможно, мне удалось бы найти Хошико, узнать, все ли с ней в порядке.

Стэнли за дверью тактично кашляет. Я смотрю на часы. Обеденный перерыв длится час, после чего у меня еще два часа работы в библиотеке. Уроков у меня сегодня больше нет. Водитель заедет за мной в три. Фрэнсис допоздна задержится в шахматном клубе. И если Стэнли промолчит, то никто не заметит, что я пару часов где-то отсутствовал.

Я открываю рюкзак, вырываю страницу из тетради по истории и торопливо пишу: «Извини. Не хочу, чтобы у тебя были проблемы. Никому не сообщай. Вернусь назад к трем часам, клянусь». Я подчеркиваю последнее слово несколько раз и оставляю записку на полу, прежде чем встать ногами на унитаз. Рюкзак летит в окно, я вылезаю наружу сам и спрыгиваю вниз. С этого момента я в бегах.

После утренней переклички я выхожу на улицу со всеми остальными артистами и стою во дворе, наблюдая, как все расходятся по своим делам. Я чувствую сильное давление в груди. Никакой выбраковки. Ни за что. Только не я.

Я оглядываюсь по сторонам и смотрю на высокие металлические стены, которые отделяют нас от внешнего мира. Может быть, они являются серьезным препятствием для большинства людей, но они никогда не стали бы преградой для меня, пожелай я действительно сбежать отсюда. Я смогла бы перемахнуть через них за считаные секунды, спуститься на землю с другой стороны и скрыться прежде, чем сработает сигнализация.

В течение нескольких мгновений я на самом деле обдумываю побег: представляю, как бегу в город и скрываюсь в трущобах. Я могла бы пуститься в бега, затаиться, а после начать искать мою семью. Почему нет?

Потому что я знаю, что никогда этого не сделаю. Начнем с того, что стены находятся под напряжением — я бы сгорела заживо, только коснувшись их. Но даже не будь напряжения, меня бы поймали и убили прямо на улице, напичкав пулями. Сильвио, вероятно, выставил бы мое тело на какое-то время на всеобщее обозрение в назидание другим — мол, вот что будет, если перестанете подчиняться. Амина и Грета смотрели бы на меня. И я разлагалась бы у них на глазах.

Делаю несколько глубоких вдохов. Мне нужно успокоиться. Возможно, все будет в порядке. Возможно, никто из детей не будет достаточно хорош для распределения в цирк.

Позади меня слышится глухой звук чьих-то властных шагов. Ко мне приближается охранник с электрошокером наготове. Взгляд у него хмурый и недобрый. Я стою у всех на виду и слишком долго ничего не делаю.

Как только мои ноги касаются земли, я быстро бросаюсь влево, низко пригибаясь под линией живой изгороди. Я вижу манящие школьные ворота. Конечно, они заперты, но они наверняка скоро откроются. Обед — это время, когда автобусы развозят всех по домам.

Я остаюсь на прежнем месте и замечаю на остановке целую кучу первоклассников. Они, должно быть, ждут автобус. Вдруг в маленьком окне появляется беспокойное лицо Стэнли, значит, он обнаружил, что я куда-то делся. Он тут же исчезает. Неужели он сообщит об этом родителям? Нет, из-за этого он потеряет работу. Я чувствую себя немного виноватым. Но не достаточно, чтобы вернуться назад. Если он будет молчать, а я вернусь вовремя, то все будет хорошо.