Хейли Баркер - Шоу безликих

— Хошико! Довольно! — Амине приходится оттаскивать меня. — Дай ему шанс!

— Мне жаль, — говорит он. — Простите меня за все, за все это. Я знаю, это звучит глупо, но я раньше никогда серьезно не задумывался о работе моей матери.

Я хочу сделать ему больно, чтобы он почувствовал эту боль, которую более ста лет чувствуем мы.

— Представления тебе было мало, так, что ли? Захотелось посмотреть, как это выглядит вблизи? Ты мне противен! Меня от тебя тошнит! Я ненавижу твою мать, ненавижу тебя и все, что ты олицетворяешь!

Похоже, я задела его за живое, он начал защищаться.

— Я не просил родиться Чистым, как никто из вас не просил родиться Отбросом! Я знаю, что это неправильно! Я ненавижу это не меньше тебя. Я отдал бы все на свете, чтобы это изменить.

Его слова приводят меня в еще большую ярость.

— Твоя мать мучает Отбросов, ты знал это? Выносит сотни смертных приговоров в неделю. Кстати, она вынесла его и мне. Ей наплевать на нас, для нее мы даже не люди!

Амина прерывает меня.

— Ты хочешь сказать, что она приказала тебя убить?

— Да. Вчера, — отвечаю я. — Не хотела тебе говорить, но Сильвио обещал ей.

Я не говорю, когда это должно произойти.

— О, боже мой! — Ее лицо становится белым как мел. — Почему?

— Неважно. Да и какая разница? Потому что Вивьен Бейнс ненавидит меня, и все.

Она смотрит на меня, все еще пребывая в шоковом состоянии.

— И ты даже не собиралась рассказать мне об этом, верно?

— А какой в этом смысл? Ты ничего не можешь сделать.

Амина начинает злиться.

— Ты не права, смысл есть. Даже в большей степени, чем ты думаешь. Ничего не говорите, ни ты, ни он. Молчите. Мне нужно подумать, — добавляет девушка и начинает расхаживать взад-вперед по комнате.

Я слежу за ним краем глаза. Он выглядит таким печальным.

Бен поднимает голову и перехватывает мой взгляд.

— Мне жаль, что все складывается именно так, — тихо говорит парень.

Он напоминает мне о вчерашнем дне, о пресс-конференции. Я закрываю глаза и вижу его лицо в свете прожектора. Вижу, как он помогает нести Анатоля через площадь.

Открываю глаза. Бен все еще смотрит на меня. Разговаривает со мной без слов.

Моя злость испарилась, от нее не осталось и следа. Я стараюсь вновь пробудить ее, увы, бесполезно.

— Хорошо, — наконец произносит Амина. — Меня ждут люди, с которыми я должна поговорить, ждут дела, которые мне нужно сделать, но, похоже, им придется еще подождать. Представление начнется через двадцать минут, так что тебе, Бен, придется остаться здесь.

В следующий миг раздается вой сирены, который означает начало подготовки к выступлению.

— Это нам, — говорит Амина. — Сегодня главное представление года. Пойдем, Хошико.

Вот что это такое: начало конца.

Амина берет меня за руки.

— Не переживай. Как-нибудь справишься.

Она рукой приподнимает мой подбородок и улыбается своей коронной понимающей улыбкой.

— Твои руки будут болеть, но на то ты и Кошка — ты справишься. Даю тебе еще минуту! Иначе тебя хватятся в раздевалке, — с этими словами она выходит из лазарета, тихо закрыв за собой дверь.

— До свидания, Амина, — шепчу я.

Мы стоим молча, затем из меня вылетают слова, которые я не ожидала услышать от тебя.

— Извини, — говорю я ему. — Я была с тобой груба. Это некрасиво с моей стороны.

Он смотрит на меня, улыбается, и мой желудок как будто падает вниз. Кем бы ни была его мать, что бы ни случилось со мной или с ним, в данный момент я рада, что он здесь.

Сегодня вечером я умру на арене. Я больше никогда его не увижу. Мне никогда не узнать, что произойдет дальше в этой дурацкой цепочке событий. Разумеется, ничего из этого я не говорю. Но он как будто читает мои мысли и молча делает шаг мне навстречу. В следующий миг он уже обнимает меня.

Несмотря на всю пыль, от него пахнет стиральным порошком. А еще он такой теплый, а его футболка такая мягкая! Он — физическое воплощение всего, что я ненавижу и чего боюсь. Из-за него я рискую больше, чем когда-либо, но, как ни странно, впервые в жизни внезапно ощущаю себя в безопасности. Словно, пока я в его объятиях, мне нечего бояться. Вокруг меня защитный кокон. Я как будто снова оказалась дома.

В конце концов он первым нарушает молчание:

— Ты не можешь сегодня выходить на арену. Прошу тебя, не надо.

— Я должна. — Наши взгляды встречаются. — Или ты думаешь, у меня есть выбор?

Он печально качает головой.

— Нет. Просто… просто я наконец тебя нашел.

Я снова кладу голову ему на грудь и крепко обнимаю. Время останавливается.

Я замираю на несколько мгновений, стараясь запомнить ощущение близости теплого тела, чтобы унести его с собой. Увы, в конце концов я выскальзываю из объятий и выбегаю из комнаты.

Я смотрю ей вслед. Сегодня вечером она умрет — Сабатини обещал это моей матери. Я больше никогда ее не увижу. Нужно было ее остановить, нужно что-то сделать.

Во мне нарастает паника. До сих пор я пытался ее сдерживать, но с каждым мгновением она все больше рвется наружу.

Что же мне делать? Чем я могу помочь? Я убежал из дома. Я — как там выразилась Амина? — пересек черту. Я должен сосредоточиться на дыхании — вдох-выдох, вдох-выдох, причем как можно медленнее.

Немного помогает. Руки дрожат уже не так сильно. Я пытаюсь успокоить свои мысли, но те постоянно возвращаются к Хошико на канате, к ее смерти. Это невыносимо.

Я не могу здесь оставаться, не могу прятаться, пока она рискует своей жизнью. Не для того я пробрался сюда.

Словно зверь в клетке, я мечусь из угла в угол, когда тишину нарушает какой-то звук. Я слышу, как открывается дверь, затем раздаются шаги, совсем рядом, в коридоре.

— Начни с этого конца и постепенно двигайся дальше. Будь внимателен. Проверь каждый шкаф, каждый ящик. Загляни в их ботинки, в кровати, под кровати.

— Понял. А если ничего не найду?

— Найди хоть что-нибудь. Что угодно. Это приказ с самого верха. Пропал какой-то богатенький мальчишка, и они требуют ответов. Отыщи все, что покажется тебе подозрительным, и принеси мне.

Дверь захлопнулась, и послышались шаги. Сначала они двигались в мою сторону, но постепенно затихли. Сердце колотится у меня в груди. Сейчас меня поймают. По крайней мере, я знаю, что мне нет смысла вновь забираться под эту мерзкую кровать.

Я тихонько открываю дверь и выглядываю в коридор. Ни души, но из комнаты рядом со входом доносятся какие-то звуки. Наверное, это охранник роется в вещах артистов.

Я осторожно, бочком, крадусь по коридору. Хотя какой смысл? Я одет во все черное, стены коридора белые, никакой мебели нет. Выйди сейчас кто-то из комнаты, и мне конец.

Похоже, этот охранник решил перевернуть там все вверх дном. Я слышу, как он сдвигает кровати, швыряет столы. Сразу видно: к делу он относится очень ответственно, а вот на вещи циркачей ему наплевать.