Иван Беденко - Код человеческий [litres]

Компанию Жуковых Игорь даже нарек про себя сектой Мая. В нее входили Джина, с которой Нерв познакомился в «Медузе», парень Джины по кличке Лапкоплав, немногословный гигант Яшка, две сестры-близняшки Нюра и Зина, бывшая технолог «Пищевика» Женечка по кличке Эльф и Рома по кличке Ротор.

Членов секты объединяло желание вернуться в город. Никто об этом в открытую не признавался, но все понимали все без слов. В остальном маевцы казались абсолютно разными людьми.

В противовес основательной и последовательной Паше, Джина болтала без умолку, стремилась во все сунуть нос и слыла неисправимой ура-оптимисткой. Она следовала принципу «всегда готов!»: обожала сабантуи, страшные истории по вечерам, развеселые анти-ДОТовские протесты, «Медузу», рок-н-ролл и не терпела зиму, дождь и морализаторские поучения в свой адрес. На Скалу попала типичным образом – с делегацией текстильного завода, где она, в силу природной неугомонности, отвечала за агитпроп и культпросвет. Возглавляемые ею передовики производства несли «альтернативщикам» вразумляющий свет, но та поездка закончилась переформатированием самой Джины. На Скале Джина устроилась в «Медузу», помогала в столовой и барменам. Оттуда переняла ресторанный стиль жизни, много курила, перепробовала все коктейли и лишь в одном отличалась от большинства ветреных коллег – хранила верность своему Лапкоплаву и по первому его зову сбегала с любых вечеринок домой.

Лапкоплав – прирожденный оппозиционер. В Солнечном его не устраивал ДОТ, на Скале не нравился Дрим. Лапкоплав когда-то вдоль и поперек проштудировал «Наставление по партизанской войне» и настолько проникся идеей герильи, что наотрез отказался возвращать книгу в библиотеку. За это отхватил дисциплинарный выговор по представлению секретаря культпросвета Жанны Долговой – будущей Джины. Узнав впоследствии о парадоксальном фортеле своей обидчицы, сменил гнев на милость, заочно влюбился в нее и, бросив в ДОТе на стол заявление об увольнении и отказ от перепрофилирования, устремился на Скалу. Кличку получил за неуживчивость и спорщицкий характер. Поначалу кто-то называл его ершом, кто-то ежом, на что будущий Лапкоплав обижался вдвойне: мало того, что обзываются, так еще и вразнобой! В конце концов ерша и ежа по шуточному предложению Мая решили скрестить в химеру с лапами и плавником. Кличка прижилась, теперь Лапкоплав обижался только на то, что обзываются.

Яшка очень любил трудиться и целый день мог посвящать занятиям типа рубки дров, перетаскивания тяжестей, прополке травы. Его на вес золота ценили креативщики, которым он никогда не отказывал в помощи, несмотря на кричащую бредовость некоторых креативных инициатив. Постоянная занятость на этом поприще да значительная площадь Скалы являлись причиной того, что Яшкины созидательные усилия никак не конвертировались в сколько-нибудь заметное глазу благоустройство поселка. Яшка засыпал первым на всех посиделках, носил джинсу, сшитую из двух, никогда не рассуждал на мировоззренческие темы и держал ручного ужа, люто ненавидимого женщинами и Лапкоплавом. Впрочем, уж не докучал недоброжелателям – он по примеру хозяина воздерживался от пустопорожних разговоров, предпочитал пореже выползать из коробки. Каждое утро Яшка отправлялся к «Медузе», где раздавали завтраки, и набирал на всех, поэтому никто из маевцев не завтракал в своих жилищах, все встречались у Жуковых. Может быть, это вторая причина, объединявшая членов секты. Странно, но со своей чудовищной силой, трудолюбием и безотказностью Яшка не принимал участие в дримовской деятельности. Еще одной выдающейся странностью, мгновенно подмеченной Игорем, была неспособность Яшки внутренне разделять Скалу и Солнечный. Он и оказался-то здесь только потому, что чувствовал большую нужность безалаберным «альтернативщикам», чем родному крепкому колхозу «По заветам Ильича». Там-то хозяйство работало и без Яшки, а тут нет – вот и вся подоплека.

Нюра и Зина – детдомовки, их родители погибли в ребисовой шахте. Игорь помнил из стародавних сводок ДОТа: некоторые свойства ребиса, слабо изученные, проявились в страшном взрыве, унесшем жизни двадцати восьми горняков. Сестры выросли трудолюбивыми и статными, но, как и все сироты, чуток диковатыми. На Скале никто не вмешивался в их огороженный уютный мирок, в то время как в Солнечном ДОТ постоянно норовил рассортировать сестер по разным заводам и выдать замуж. У близняшек имелся выделенный канал ментальной связи, по которому они мгновенно обменивались информацией. И Нюра, и Зина работали в столовой «Медузы», имели доступ на продуктовый склад, никогда не подводили с качеством и свое временностью готовки. Обе любили Яшку, а он не хотел никого обижать. В этом треугольнике вообще никто никого не хотел обижать, поэтому Нюра и Зина условились дождаться еще одного Яшку, а по его появлении уже «крутить любовь». Пока же девушки сообща берегли наличного Яшку, справедливо полагая, что такие на дороге не валяются и «не приведи случай, Яшенька сгинет, тогда уж век обеим в девках сидеть». Кремов чувствовал, что Яшка любит Нюру, но, как уже было сказано, – никто не хотел никого обижать.

Эльф и Ротор нашли друг друга на Скале, хотя до нее были знакомы в Солнечном. Эльф – автор тех самых «один к одному», которые очень нравились Кремову. Хорошенькая до невозможности женщина. Она единственная из маевцев, кто перешагнул рубеж в сорок лет, но выглядела значительно моложе. Эльф страдала неизлечимым бесплодием, поэтому личное у нее не заладилось с самого начала. Подруги вышли замуж, обзавелись детьми, Женечка выпала из их круга, серьезного мужчину, по понятным причинам, не нашла и всю жизнь заглушала боль и тоску ударным трудом: создала рецепты изумительных блюд, принципиальную схему «горячего» пищевика, заслужила гору грамот и вымпелов, но однажды даже работа перестала спасать. В своем горе Женя не замечала молоденького двадцатипятилетнего техника Рому, а тот, вопреки предписаниям ДОТа и протестам родителей, пошел на приступ. Эльф отбивалась как могла от ухаживаний парня, не желая губить его судьбу. Скалу она выбрала как средство последнего шанса, но Ротор на то и Ротор, что так просто не остановишь, – нашел ее здесь, и Эльф уступила. Они жили для себя, совсем не разделяя местных идей, без идейной ненависти к Солнечному.

К появлению стены в каждом из маевцев давно вызрело упомянутое решение вернуться в город, и в этом, кроме индивидуальных причин, свою роль сыграла их парадоксальная дружба. Без нее маевцы себя не мыслили, она диктовала им совместный путь: уезжать – так вместе.

Вокруг маевского коллектива Игорь и принялся строить команду. Он прослушивал токи, сращивал еще не сращенные связи, незаметно пресекал конфликты, настраивал маевцев друг на друга, добиваясь слаженного звучания их душ и помыслов. Он поддерживал взросление Мая, помогал тому бороться с неуверенностью и страхом, сопровождал друга в походах в «Медузу». И самое главное – он готовил маевцев к неизбежной борьбе.