Иван Беденко - Код человеческий [litres]

Обезлюдевшая Скала производила гнетущее впечатление. Казалось, она умерла уже давным-давно, и бунтари ее отнюдь не оживляли своим присутствием, а только плясали на трупе-марионетке. Халтурная иллюзия движения. Корпуса, коммуникации, фонари и дорожки создавались не для протеста и безответственности, они создавались в расчете на регулярное квалифицированное обслуживание и уход. У одной из лавочек, словно в подтверждение, печально чернел заброшенный мехпост. Наверняка где-то поблизости в прошлогодней траве ржавели останки меха.

Может, машина работала на износ, пока наплевательское отношение к ней не сделало свое дело? Потом фонтаны, лишившись ремонтника, начали затягиваться хламом, крыши протекать, дорожки зарастать травой. А может, неутомимый мех с характерным упорством каждую ночь возвращал «О, КРЕАТИВУ – ДА!» к первоначальному «ДОУА „РЕАКТИВ“!», чем жутко раздражал «Альтернативу»? Тогда взбешенные народные мстители вполне могли бы использовать печное топливо креативно, не по прямому назначению. Закопченный мехпост прозрачно намекал на второе.

Недалеко от мехпоста на брусчатке сидел весьма неопрятный субъект. Парень лет двадцати, сгорбленный, в заношенной до крайности оранжевой спецовке, с длинными спутавшимися волосами, неподвижно застыл, сложив по-турецки ноги и устремив лицо вверх. Его глаза были закрыты, губы обозначали блаженную полуулыбку. Под парнем темнела импровизированная подстилка из куска рубероида, рядом валялись игрушечная деревянная колотушка, облупленная, потемневшая от времени, и ветхая торба с непонятным содержимым.

Случись увидеть такого в Мегаполисе, Игорь ни секунды не сомневался бы, что перед ним юродивый, но здесь, на Скале, чудак, наслаждающийся скудным теплом весенних лучей, мог оказаться кем угодно, например диогенствующим философом или поэтом. Поравнявшись с ним, Кремов зачем-то остановился. Парень, поглощенный медитацией, неожиданно произнес, не открывая глаз:

– Какими судьбами здесь?

Слегка опешивший Игорь не нашелся что ответить. Выждав несколько секунд и так и не открыв глаз, парень порылся в торбе, вытащил оттуда еще один кусок рубероида и протянул гостю. Кремов молча принял предложенное и уселся на рубероиде напротив. Вскоре просто сидеть стало скучно, Нерв тоже закрыл глаза. Солнечные лучи пока еще робко прикасались к затылку, и сварливому ветерку не составляло труда зябкими порывами смахивать с кожи уютное тепло. Вокруг чирикали воробьи, шумели кроны деревьев, пахло намеком на весну. Поблизости поскрипывал навесной фонарь. Когда Игорь почти погрузился в анабиоз, сосед как ни в чем не бывало переспросил:

– Так что?

Нерв нехотя очнулся и сонно взглянул на парня. Тот по-прежнему медитировал. Приятный собеседник. Такому не важен темп разговора, он без труда выдержит длинные-предлинные паузы, а вопрос если и повторит, то только чтоб о нем не забыли.

– Я здесь случайно, – ответил Игорь, потирая глаза.

– Ерунда, – возразил парень просто, – ты никак не мог очутиться здесь случайно.

Диалог снова прервался. Нерв чувствовал себя комфортно, никуда не хотелось спешить, рубероид отлично справлялся с ролью коврика. Собеседник теперь не казался неопрятным. Пусть одежда старая, но ведь исправная, а волосы просто не чесаны, это дело вкуса. Зато от парня не разит помоечным амбре.

– Меня Игорем зовут, – представился Кремов.

– Это временно, – безучастно отреагировал парень, наконец открыв глаза, – меня тоже когда-то как-то звали, а теперь я Гришка-бирючина или Гришка-дурак. Ты вот, положим, не Игорь никакой.

– А кто же? – спросил Нерв.

– Печальный авоська, – ответил Гришка.

– Почему авоська? – усмехнулся Игорь.

– Ну не Небоська же! – последовал ответ.

«Ах вот какой Авоська!» – промелькнула мысль. Игорь не стал спорить. Все-таки парень оказался юродивым. В то, что взрослый человек без отклонений в развитии на полном серьезе будет незнакомца отождествлять с героем историй про Незнайку, решительно не верилось.

– Почему ты не на митинге? – поинтересовался Кремов.

– Рано еще, там пока неинтересно, – вздохнул Гришка.

– А когда будет интересно?

– Скоро, когда новое платье будет раскроено, сшито и примерено. Тогда интересное начнется, а пока – нет.

– И кем платье шиться будет? – широко улыбнулся Игорь, которого Гришка начал забавлять своими высказываниями.

Гришка хитро прищурился:

– Я помню тебя хорошо, а ты меня – нет. Пора бы тебе возвратиться в реальность.

– Где же мы встречались?

– На Гидрострое, несколько лет назад. Я только школу окончил, ДОТ весь наш выпуск к вам на экскурсию направил. Понравился ты мне тогда, Авоська, и здесь я тебя жду уже больше трех лет.

– Зачем? – спросил Игорь.

– За новым платьем! – будто дивясь наивности собеседника, воскликнул Гришка.

Игорю подумалось, что у Гришки имеются явные проблемы со связностью мыслей: он то выглядел вполне вменяемым, то сбивался на фантазии какие-то. Почему Док не отправил несчастного в город на лечение? Здесь парню совсем не место. Вместе с тем новый знакомый понравился Нерву до невозможности. Было в возникшей симпатии что-то трогательно-нежное, сродни чувству от встречи с милым щенком или совсем крохотным карапузом. Пришлось даже подавлять непроизвольные порывы погладить Гришку по голове.

– Гриша, ты есть хочешь? – поинтересовался участливо Игорь.

– Неа, не голоден. Мне с харчами в «Медузе» не отказывают никогда. А тебе пора-пора, хотя на рубероиде охота весь день кайфовать, знаю.

С сожалением вернув подстилку, Игорь направился дальше по аллее. Отдалившись от нового знакомого метров на двадцать, обернулся. Гришка лежал на двух обрывках рубероида, свернувшись калачиком. Так он напоминал огромного нахохлившегося воробья. «Интересно, почему Авоська? У Носова столько коротышек было, этот ничем не выделялся, кроме беспечности. Да и появлялся в редких эпизодах», – подумалось Игорю. Пожав плечами, он продолжил путь.

Обдумывая поведение Дрима, Игорь решил остановиться на варианте с технологией, возможно разработанной умными альтернативщиками и способной здорово изменить жизнь на Скале. Виктор не врал, утверждая, что здесь осело немало ученых, инженеров и прочих квалифицированных кадров, им под силу сообразить что-нибудь революционное. Вспомнились слова Мая о заводской бюрократии, тормозившей прогресс. Что ж, на Скале бюрократия отсутствовала и прогрессу не мешала. В пользу этой версии говорило и отсутствие в котельной кого-то из основы. Видимо, основа трудилась над более важным проектом, раз Дрим упрашивал Жукова повременить с уходом.