Иван Беденко - Код человеческий [litres]

Кажется, сейчас с этим экзотическим запахом и ударной дозой синтетических вкусовых добавок в их сознание начали проникать слова Дрима о грядущих переменах. Кроме чипсов в пакете имелись презервативы, пучок тонких фабричных сигарет, перетянутых нитками, и жевательная резинка в серебристой фольге.

Игорь испытал приступ тревоги. Ситуация в целом выходила за рамки его понимания, в то же время детали читались великолепно: психику людей, лишенных малейшего иммунитета к невиданным «яствам», сейчас сомнет волной ядреных запахов и вкусов. Дрим укрепит авторитет, а на короткое время даже сделается непререкаемым повелителем душ. Он точно повторил уловку Тома Сойера, убедив своих Геков и Джо Гарперов потерпеть немного, но, в отличие от американских сорванцов, «альтернативщики», очевидно, не вернутся с острова Джексона-Скалы в Санкт-Петербург-Солнечный! Каков, каков же уготованный Дримом финал?!

Из «Медузы» Жуковы и Игорь выбрались лишь вечером. Вымотанные Май и Паша с отсутствующими взглядами брели по брусчатке, судорожно сжимая в руках пакеты с остатками чипсов. Даже сигареты остались там. Хотя супруги не курили, отдать сигареты курильщикам они не пожелали.

Кремов устал еще больше Жуковых, к тому же он почувствовал, что отягощает их своим присутствием. Поэтому, простившись, он направился к Валентинычу. По дороге повсюду встречались люди, обсуждавшие сегодняшний день. Они сидели на лавочках, бордюрах, ограждениях, поваленных стволах деревьев и выглядели выпотрошенными куклами – стеклянные глаза, неуверенные движения. Парни и девушки огорошены настолько, что просто не знают, как быть. Ничего, процесс адаптации уже набирал ход, до слуха Игоря доносились фразы: «Новое качество жизни…», «Это ж от нас скрывали ДОТовцы, выходит…» и даже «Теперь, считай, можно зубы не чистить! Зажевал бабльгум поутру, и шабаш!». На новичка никто не обращал никакого внимания.

У Валентиныча Кремов не застал ни души. Он проковылял на кухню, поужинал наличными продуктами и в полной мере ощутил смертельную усталость. Ремень давил на плечо тяжестью аккумулятора и гаечных ключей, но после недолгой внутренней борьбы Кремов решил не бросать сумку. Подобрав у обогревателя спальный мешок, поднялся на второй этаж. Пустые комнаты явно обжиты, там валялись одежда, гитары, пахло вареной картошкой и колбасой. Из коридора Игорь забрался на чердак по приставной лестнице. На чердаке царили мрак и тишина крепкой выдержки. Из круглого окна хорошо просматривались крыльцо и улица, на полу, покрытая пылью, серела пепельница с очень старыми окурками. Игорь удовлетворенно заключил, что народ захаживает наверх редко, и постелил спальник. Затем он втащил лестницу, закрыл люк и придавил его облупившейся тумбочкой из чердачного хлама.

«Сегодня самый удобный день, чтобы укокошить меня», – беспечно подумалось Нерву, перед тем как навалился сон.

СССР, город Солнечный, Улей, конец февраля. Из не отправленных адресатам писем. Бумага, карандаш.

« Дорогой Чижик! После комиссии ДОТа я опустошен и подавлен, как никогда прежде. Тяжелей всего было наблюдать, как ты, словно ребенок в клетке с чудовищами, сражался в одиночку с Волковой и полусотней подобных ей. Но Волкова не так страшна, как ее усовершенствованные многократно вариации – речь об идентичных и многочисленных Караваевых. У них власть, силы, возраст, они на волне. К сожалению, в действиях ДОТа не прослеживается иного смысла, кроме сохранения самого ДОТа и производной от него бюрократической системы. Это бесперспективно – превращать надстройку в священную корову и полагать, будто она сама по себе зафиксирует все лучшее, что есть в базисе. Но еще бесперспективнее уродовать под эту надстройку мир и Человека. Я сам не пойму, как вышло, что система нашего государства, сложившаяся на лучшем, что есть в Человеке, вдруг стала человеческому самым непримиримым врагом. Ты пытался о чем-то поговорить с ней, но не вышло, а ведь нетерпимость к иному мнению есть первый признак грядущего умирания. Никого не желали слышать самые страшные диктаторы прошлого – Пиночет, Гитлер, Наполеон, Нерон, Драконт. Всех их объединяет ненависть к иному мнению, пренебрежение к традициям других народов и, в конечном счете, к своему народу тоже.

Ты помнишь лекции о христианстве, о Боге? Конечно, помнишь.

Даже в кругу Нервов христианство считается лишь неинтересной страницей истории, изучается галопом, да и кому „пережитки прошлого“ нужны в детальном приближении, верно? Я всю жизнь пытался убедить себя, что религия и есть пережиток, а раз так, то поскорее на свалку его! Не выходило. Никак. Вчера я понял почему. Христиане строили то самое бесклассовое общество, которое является для нас идеалом. Да, да, именно так! Не зря же кодекс строителя коммунизма повторяет библейские заповеди почти дословно (об этом не принято распространяться в Солнечном, иначе Караваевы затюкают). Историческая наука внушает нам, что христианское учение взращивало смиренных рабов, что религия – поводырь тщедушных слабаков, что она – враг науки и прогресса. Это неправда.

Первые христиане жили общинами, где члены были поистине равноправными, равнопосвященными в общую идею. Каких же успехов добились ранние христиане, Чижик! Они свалили, казалось бы, несокрушимую систему, погрязшую в крови, предательстве, страшной духовной нищете. Свалили своей убежденностью, верой. У них получилось создать идеал. Все пошло под откос, когда в среде христиан сформировалось духовенство. Поначалу обряды совершались в христианских общинах всеми членами по очереди, затем чаще наиболее опытными членами, а из последних выделились те, кто присвоил себе право толковать-наставлять-карать. Вот тебе, Чижик, и класс господ. Эти обзавелись приятными атрибутами вроде ряс и неприкосновенности, задурили головы людям догмами, поставили Идею на службу своим корыстным интересам. Именно они, церковные бюрократы, объявили науку врагом (ведь темным стадом проще управлять), они „во имя веры“ топили в крови целые страны и континенты. Нетерпимость к иному мнению вылилась в борьбу с ересями.

Почему так происходит с людьми? Ведь кроме христиан существовала Спарта, где каждый знал закон наизусть и имел такие же права, как любой другой. История знает множество иных примеров возрождения Идеала и последующего неизбежного умирания его. Я думал, Солнечный сумеет поставить точку и наконец закрепит расцвет человечества, но оказалось, я зря тешил себя надеждами, – ничего не ясно в этом вопросе.

До чего докатились мы? Караваев не сумел понять, что ты вовсе не расхваливал Мегаполис, не симпатизировал капитализму, что ты пытался поговорить о Человеке вообще, независимо от того, в каких условиях ему приходится жить! Но, даже изобличая поганую личину капитализма, Караваев не достиг цели, скатился к штампованным пустышкам и сам стал похож на капиталиста! Я не боюсь того, что сейчас заявляю, поздно отводить взор и замалчивать проблему. Да, именно так: Караваевы – узурпаторы и капиталисты, но пострашнее своих классических братцев, Караваевы – волки в овечьей шкуре! Надев красную маску, они стремятся совсем не к коммунистическим целям, они рвутся к власти, они способны к слепому оправданию любых мерзостей, если те совершены во славу украденных у нас с тобою знамен. А самое невыносимое в том, что Караваевы верят своему же обману! Они многопластово неоткровенны с собой!