Иван Беденко - Код человеческий [litres]

Кэлхун раз за разом воссоздавал мышиный рай, варьируя условия содержания, состав корма, температуру и породы мышей, но в результате приходил к одному и тому же – вырождению популяции грызунов. Их общество в идеальной среде неизбежно распадалось. На последних стадиях «личное дело», возведенное в ранг общепринятой религии, не позволяло мышам даже спариваться, не говоря уж о вскармливании и воспитании потомства.

И никогда пиковое количество мышей в раю не приближалось к пределу возможностей систем жизнеобеспечения.

Игорь живо вспомнил ту лекцию профессора Казимирова.

На Скале тоже имелось все для спокойной бесконфликтной жизни, но отсутствовало главное: общие цели и способность к взаимным компромиссам, противоречия нарастали. Правда, до сегодняшнего дня пару было куда деваться, но теперь… Кремов с тоской посмотрел на стену. «Чего вы хотите от меня?» – подумалось ему. В груди разлилась тягучая тоска. Одновременно он с удивлением отметил, что признаков обморока не появлялось, маховик больше не раскручивался внутри.

ДОТ списал Игоря, полагая, что состояние Нерва после отключки не позволит тому функционировать надежно и эффективно. Наверняка ДОТ прав, он всегда прав, и, похоже, Игорь создал столько проблем Солнечному, что даже жестокая изоляция в чужеродных условиях не могла считаться чрезмерной мерой. Так лучше для города, Улья, Кати и Казимирова, так лучше даже для Марины и детей. Но, как ни крути, Кремов не желал побыстрее покончить с собой. В условиях Скалы он по-прежнему испытывал твердое желание действовать, а программа, заложенная ДОТом для служения Сонечному, не могла не выполняться.

Игорь понял, что просто лишен возможности выбирать – сражаться или угаснуть, внутри автоматически запустились профессиональные алгоритмы: мозг вовсю просчитывал сценарии развития ситуаций, нервы вновь распускали свои, пусть и изношенные, щупальца, проникая во внутренности окружающих людей. Скала стремительно превращалась для Кремова из периферийной проблемы, исключенной ДОТом из списка профессиональных приоритетов, в проблему основную, насущность разрешения которой диктовалась с фатальной непреклонностью. Что это – качественная дрессировка личности и результат блестящей селекции, по выражению Валентиныча, или позывы природного естества, многократно усиленные и развитые ДОТом? Это сила или слабость кремовской натуры? Игорь не знал, да и не хотел знать, но чувствовал, что, невзирая на назначенное перепрофилирование, на общую изношенность психики, на неблагоприятный баланс сил и, в конце концов, на скверную перспективу схлопнуться, ему придется до последнего вздоха следовать внутреннему предназначению.

Кремов еще раз посмотрел на стену. Все-таки они уверены, что он долго не протянет, иначе нашли бы более надеж ный способ решить дело.

Поблизости почти никого не осталось, лишь несколько фигурок сиротливо маячили на фоне стены. Игорь направился к ним.

К счастью, одним из задержавшихся оказался худощавый знакомец. Рядом с ним держалась такая же худощавая девушка. Они внимательно изучали стену, обстукивая неровности, разглядывая что-то наверху. На появление Игоря молодые люди отреагировали приветливыми улыбками.

– Пластик из ребиса четвертого уровня, схватился уже процентов на семьдесят от проектной прочности, – сообщил парень. – Не слишком крепкий материал, но невозможно даже предположить, какой толщины стенка. Я – Май Жуков, а это моя Прасковья.

Игорь пожал протянутые руки. Май оказался инженером «Синтеза», весьма ценным сотрудником, ушедшим на Скалу «ради эксперимента». С Пашей, как девушка представилась, поправив мужа, все оказалось проще – последовала за любимым человеком. Детей у них еще не было.

– В городе застой какой-то, если честно, – посетовал Май, – я же вижу, где можно улучшить процесс, где подправить и рационализировать, а руководство не поддерживает. Такую стену, например, можно из двойки соорудить, стоит лишь применить термоформователи. Но они пылятся в нашем НИИ демонстрационными образцами. Ребиса, мол, и так завались, стимулов для экономии нет. Только тот же ДОТ постоянно напоминает, что ребис высших очисток – дефицит. Как это понимать? Мне несколько благодарностей объявили за рацпредложения, но ни одно не внедрили. Застой в сознании! Уверен, с этого начинается деградация. Здесь я хотел поискать варианты решения проблемы, модель, так сказать, выхода из тупика.

– И как? – с интересом спросил Игорь.

– Антураж другой, но деструктивно, – разочаровано ответил Май. – Люди бегут от ДОТа, критикуют все и вся, но решения проблем не предлагают. Скала оказалась санаторием демагогов. Некоторые строят здесь пещерное общество, намного хуже, чем там, – он махнул рукой, указывая за стену, – злятся, делят что-то, изобретают коды «свой-чужой». Бессмысленно.

Выяснилось, Май давно хотел вернуться в город, но Дрим всячески уговаривал остаться. Скала требовала квалифицированных кадров для обслуживания коммунального хозяйства, Май поддерживал в работоспособном состоянии котельную и фильтровальные агрегаты. Не его специализация, но что попишешь? С Дримом условились, что Жуков поработает до потепления, но с появлением стены выходило другое.

– Думаю, ДОТ поставил стену не на день. Весьма трудоемкая операция, чтоб завтра же все разрушить, – поделился мнением Май. – Мы просто допрыгались со своими ребяческими протестами.

– А в чем суть протестов? – спросил Игорь.

– Шут его знает! – почесал в затылке Май. – Общее несогласие с системой, с предрешенностью судеб, с ущемлением прав личности… Я не знаю, каких именно прав, но в целом как-то так. Да и весело это – бросаться известью в экскаваторы и бульдозеры.

Прасковья обреченно посмотрела на мужа и с тяжелым вздохом взяла его под локоть. Она явно не согласна с тем, что бросаться известью весело, ей хочется нормальную семью, детей, чтоб муж реализовывал профпредназначение, добивался внедрения в производство своих термоформователей чудесных, чтобы снова вернулись в их жизнь аэродуги, удобные мехи, кино, маевки, пищевики с пахучими бутербродами, идеальные дороги, по которым можно кататься на велосипедах, и даже все к этому прилагаемое – строгие диетологи, ДОТовские предписания, режим дня. Прасковья – представительница рабочей интеллигенции, добротный продукт ДОТ-селекции, она любит Солнечный всем сердцем и совсем не против правил. Такие, как Паша, всегда в числе лидеров по труду – спокойные, усердные профессионалы. Май в списке «А» ее кандидатов, и она с этим согласна полностью.

Девушка терпеливо ждала, когда же муж закончит свой «эксперимент», хотя Скала ей обрыдла донельзя и по своей инициативе она никогда бы сюда не приехала. Нужно возвращаться. Она чувствует – пора! Вот уже и Май на игрался, и само возвращение подготовлено, но тут стена эта проклятая так некстати.