Иван Беденко - Код человеческий [litres]

К тому же восприятие притуплялось. Игорь теперь с трудом отличал тревожные импульсы, поступавшие извне. От ненужной тревоги начался процесс само отравления. Рядом с ним физические проблемы, замаскированные таблетками, выглядели безобидно. Нерв лишался чувственного «зрения», взамен озарившись в нейросфере манящей лампочкой. Если «хулиганы» еще водились в Солнечном, то «лампочке» грозил печальный финал. Это пронеслось в мозгу Кремова, но он прогнал отчаяние подальше и съел предпоследний кусочек пожелтевшего сала. Затем снял обувь, протер ступни мокрой тряпкой. Игорь прилег на диван головой к двери, чтоб можно было понаблюдать за сгущающимися сумерками через окно. Годами дожди барабанили каплями по карнизу, отбивая ржавчину и грязь на стекло, со временем слой налета сделался толстым, в нем завелась зеленая плесень, замутнившая оконный проем снизу, смотреть через него выходило с трудом.

Мысли о далеком Мегаполисе отвлекли от тяжести нынешнего положения. Все те же мысли о тех же людях, что и в пустоши – они не надоедали.

Забывшись, Кремов не сразу заметил аномалию: на улице, несмотря на поздний час, посветлело. Осторожно подобравшись к окну, человек с опаской выглянул из-за шторы и замер. Напротив светил фонарь уличного освещения, где-то поодаль в шумящих на ветру акациях – еще один. Их было немного, но то тут, то там с высоты третьего этажа виднелись огоньки. Откуда поступало электричество, почему работала сеть? По-видимому, с наступлением темноты автоматика включала фонари! Многие были уничтожены в ходе боев, многие вышли из строя от времени, какие-то повреждены растущими деревьями, но немалое количество сохранилось и продолжило работу. Они упорно сопротивлялись упадку, ждали возвращения людей, и вот уже старые лампы несут через пелену дождя и мутное стекло свой свет одному из них! С этим светом надежда на спасение набрала силы. Устроившись на диване калачиком, Игорь уснул.

Максим Кремов, из ненаписанного. Остров Харта, Мегаполис.

«Чувствую, мне осталось немного. Самое страшное – вы с мамой никогда не найдете моей могилы, даже приблизительно вам не узнать, где лежит ваш отец и муж. Но это сантименты. Теперь я уверен, что никому не дано разорвать цепь, соединяющую нас с тобой, тебя с бессчетным количеством твоих предков.

Не знаю, как, но ты обязательно прикоснешься ко мне, сынок! Обязательно узнаешь, чем я занимался, чем был хорош и чем плох! Ничто не исчезает в небытии, даже самые черные и жадные создания во вселенной – черные дыры – не в силах убить память! Они не могут удержать обе рожденные квантовой флуктуацией частицы, и пусть одна теряется за горизонтом событий, но вторая улетает от вечной темницы, сохраняя информацию. Если уж беспощадная обжора не в состоянии убить память, то куда уж этим прохвостам из Бюро.

Ты обязательно станешь Человеком, обязательно мы встретимся, как бы безумно это не звучало!

А сейчас мне пора вслед за Огурцовым, Тумановым и прочими ребятами. Уйду с мыслями о тебе. Какой ты теперь, сынок? По-прежнему хохочешь, когда мама кусает тебя за ушки и щекочет под мышками? Я соскучился по твоим глазкам-бусинкам, по маме. Ей я тоже „писал“, надеюсь, она сумела пережить наше расставание и нашла себя заново.

Рассвет с трудом пробивался через окно. Бесцеремонный утренний холод змейкой проник под одежду и принялся старательно выбивать мелкую дрожь из сонного организма. Болела голова, распираемая давлением, – сердце уже разгоняло густую кровь, нагружая задубевшие стенки сосудов. Игорь сел на диване и помассировал виски. Не помогло. Тихо собрал вещи, открыл дверь, безразлично отметив, что та не заперта. Улица встретила промозглой сыростью и ветром. Стараясь не наступать в глубокие лужи, сжимая арбалетное ложе, человек направился к выходу из детсада.

Дорога, с которой он вчера свернул, в рассветном сумраке показалась более широкой. На противоположной стороне над входом в здание почты в предсмертных судорогах моргала лампа плафона, озаряя вспышками тушу сгоревшего броневика неподалеку.

Кремов подошел к почте. Он старался не наступать на осколки витрин, устилавшие тротуар, и внимательно осматривался по сторонам – сейчас одеревеневшие нейроны еще лениво реагировали на внешние сигналы, зато традиционные органы восприятия работали на полную катушку.

Две длинные лампы роняли тусклый свет на пятачок перед входом. Одна из них и выдавала агонизирующее мерцание, а вот вторая еще держалась, испуская сквозь пыльное стекло равномерное свечение. Глаза быстро утомились, но человек почему-то не уходил. «Странное место. Зачем здесь задерживаюсь? Наверняка еще встретятся „живые“ приборы, а я стою, дурак, как на ладони перед темным входом и пялюсь на мигающую лампу», – размышлял Игорь. В то же время он ощутил тепло и прилив уверенности, что напоминало действие Хижэ Клура, но без надоевшего хвойного привкуса и «залипания» мозгов. Почему-то происходила ощутимая подзарядка нервной системы.

Сквозь приятное оцепенение до слуха донесся звук, отдаленно напоминающий приглушенный скрип несмазанных дверных петель. Невозможно было определить, с какой стороны и на каком расстоянии находится источник. «Ну вот, достоялся, дурак. Говорил же себе, зачем тут задерживаться? Лучше бы… Да какая теперь разница?..» Игорь медленно обернулся, но никого не увидел. Тем не менее внутренний зуммер настойчиво сигнализировал о постороннем присутствии. Медленно глаза прощупывали периметр, двигаться Нерв не решался, силясь сохранить относительную незаметность. Он забивал голову отвлеченными мыслями, блокируя страх: «Есть полосатый камуфляж. А зачем ему полоски? Они зрительно разбивают целое на несвязанные лоскуты, поэтому неподвижный полосатый объект очень сложно разглядеть в зарослях. Но как только он начнет бежать (или катить?), полоски больше не могут маскировать. Вывод: неподвижное тело не привлекает к себе внимание хищника. Я подавляю эмоции, а следовательно, и выделение запахов и лишнего тепла. Я незаметен для глаз, носа, рецепторов нейросферы…»

Игорь инстинктивно настраивал себя на «невидимость», удивляясь попутно протекавшим процессам. Пришло ощущение бесплотности, будто сознание следило за улицей из бункера внутри черепа, а тело, получив приказ замереть, окаменело в одном положении. Это было чем-то почти мистическим, словно удалось заглянуть в зазеркалье.

Кремов четко «увидел», что пришелец, до того неумолимо подбиравшийся к нему, остановился где-то неподалеку и затаился. Это напоминало школьный эксперимент на уроках ненавистной физики, когда к намагниченной катушке притягивается булавка. Стоило оборвать подачу тока на катушку, и булавка останавливалась. Игорь, внезапно открывший новые способности, чувствовал себя той катушкой, а вот «булавка» не доползла чуть-чуть и теперь ждала возобновления «подачи тока». Что-то подсказывало: оно не уйдет ни в коем случае. Люмер? Сомнений практически не оставалось.