Каролина Бринкманн - Идеальные [litres]

Она повернулась и уже начала уходить на своих огромных платформах, но передумала и вернулась. Она подняла вверх указательный палец и сделала вдох, становясь похожей на рыбу, выброшенную на берег.

– Благодарность, золотце мое. Тебе она будет к лицу. Бла-го-дар-ность, – пискнула она высоким голосом, – я больше не хочу видеть эту мерзость. Она портит весь твой наряд и позорит твоего отца. Я должна рассказать ему об этом, так что знай.

Она выбежала из комнаты и почти столкнулась с Бишопом, который пришел, чтобы забрать Рейну из салона искусств.

– Что ты опять натворила? – спросил он.

– Я не знаю точно, – ответила Рейна. – Боюсь, недостаточно бла-го-дар-ности.

– Видимо, я служу самой своевольной Благословенной во всем Авентине, – вздохнул Бишоп и повел обеих девушек к лифту.

Рейна задержала дыхание, когда двери закрылись. Гнетущая теснота, казалось, делала свет еще более ярким, чем он был. Рейна закрыла глаза и глубоко вдохнула. Как идеальные существа могут бояться закрытых пространств? Она покосилась на Андромеду: та, казалось, совсем не замечала, что в лифте так мало места. Она не уставала давать Рейне все новые советы:

– Позволь отцу вести беседу и оставайся в тени! – Да, Рейна уже смирилась со своей ролью улыбающегося камня.

Лифт остановился, и Рейна сразу же вышла из него. Девушка почувствовала облегчение, оставляя это тесное помещение позади. Они стояли на крыше огромного небоскреба. На мгновение Рейна остановилась, наслаждаясь ветром, который дул ей в лицо. Он был свободным. Диким. Неудержимым. Как она ему завидовала!

В этот раз они не ехали под землей, а ждали планера. Это был первый раз, когда Рейна летала… По крайней мере, первый раз, когда она могла в этом лично убедиться. Она прижала нос к окну, когда планер беззвучно поднялся в небо. Над ними сияли огни города, который, казалось, никогда не засыпал. Рейна чувствовала на себе взгляд часовых, которые следили за каждым ее движением. Она была параноиком?

«Не параноиком, а осторожным человеком», – как всегда говорила Шторми.

Андромеда продолжала болтать, но Рейна слышала только половину сказанного. Тем не менее она старалась делать заинтересованное лицо, чтобы не вызывать подозрений.

– Девяноста одному проценту нравится твоя прическа, сто процентов хотят узнать о тебе больше. Все будут смотреть шоу, – сообщила она.

Планер добрался до странного здания, которое выглядело неуместно среди других домов на площади. У него был круглый светящийся купол с красочными окнами. Его окружали многочисленные украшенные башни, в которые были встроены колокола. Сотни. И все они звенели. Даже сидя в планере, Рейна слышала этот оглушительный звон.

– Собор. Мы приехали, – сообщила Андромеда. – Дом Бога!

С посадочной площадки они вышли в темный коридор, освещенный плавающими в воздухе свечами. В стенах были яркие окна, похожие на большие глаза. Черные зрачки, окруженные голубой радужкой. И таких сотни. Они смотрели на Рейну со всех сторон.

– Здание было создано по образу и подобию старого мира до того, как тот пал, – объяснил Бишоп, не отходя от Рейны. – Так выглядели дома шоу-мастеров того времени. Там были целые арены для развлечений, где поднимались важные вопросы. Речь шла о серьезных чувствах: любви, ненависти, мести. Главное – драматизм. Они пытались превзойти друг друга, чтобы показать верность Богу – величайшему шоумену всех времен.

Они добрались до комнаты, в центре которой стоял стол. В темноте Рейна могла разглядеть очертания людей и камер. Один дрон подлетел к ней и остановился возле. Его камера смотрела на двух девушек. Андромеда изобразила красивую улыбку на губах и помахала в камеру. Затем она пошла в центр комнаты, толкая Рейну впереди себя. Она усадила ее на диван между родителями и шепнула ей в ухо:

– Улыбайся! Бог ждет тебя!

Тиберий коснулся своего сердца, а затем лба, когда дочь села рядом с ним. Аурелия забыла поздороваться и уставилась на нее так, будто она все еще была призраком. Эта реакция была непонятна Рейне. « Может быть, она меня недолюбливает, потому что я стою на пути у Морфея и помогаю Тиберию в его политической карьере?»

Аурелия и Тиберий были странной парой: казалось, у них было мало общих тем для разговоров. Что бы их ни связывало, вряд ли это была любовь или привязанность.

– Выпей что-нибудь, это тебя успокоит, – сказал Тиберий, указывая на стол.

Рейна заметила, что перед ней и Аурелией стоял чай с сиропом, а Тиберий пил воду.

– Почему ты не пьешь чай? – спросила Рейна подозрительно.

– Потому что мне он не нужен, – подмигнул отец. – Дело практики.

Рейна отодвинула чашку в сторону. Она не позволит превратить ее мозги в мягкое ватное облако. Она хотела быть в сознании, даже если из-за дронов и камер на ее лбу проступали капельки пота.

– Я попрошу их принести воду, – вмешался Бишоп, помахав служанке.

Шоу началось, и Рейна могла наблюдать за происходящим на ТехДеке, оставаясь на диване. В круглую аудиторию с потолка вниз спустилась деревянная трибуна. На ней было написано «Бог Бальтазар».

На Боге была белая свободная мантия, ее капюшон закрывал лицо. Тело под одеждой казалось очень маленьким и хрупким.

– Бог Бальтазар!

Люди, сидевшие вокруг, в отличие от него, были одеты в черные одежды. Они вскакивали со своих мест, скандируя «БА-ЛЬТА-ЗАР!». Шум заполнил комнату.

Ведущий вытянул руки, поворачиваясь вокруг себя с сияющей улыбкой.

Снизу выехали сооружения из серебристых трубок, соединенных между собой. Из них доносилась драматическая музыка, звеневшая на всю аудиторию. Такой инструмент Рейне еще не доводилось видеть. На трубах, напоминавших гигантские флейты, в такт мелодии танцевали и веселились нарядные женщины и мужчины. Их тела были окрашены в неоновые цвета: они светились на черном фоне.

Рейна слышала о шоу, которые организуют в Авентине, но присутствовать там лично было чем-то иным. Ее мать, конечно, не была фанатом этого «тупого развлечения».

«БОГ! БОГ! БОГ!» – скандировала толпа.

И Бог не заставил публику долго ждать. Он снял капюшон. Под ним оказалось лицо мальчика максимум лет тринадцати.

Рейна сделала глубокий вдох, пока остальные люди вскакивали со своих мест, касаясь сердца, чтобы поприветствовать своего кумира. У Бога Бальтазара было красивое лицо, обрамленное золотистыми волосами. Он шагнул вперед, приветствуя толпу и попеременно касаясь своими маленькими пальцами то лба, то сердца.

Он мог выглядеть мило с его невинным лицом, если бы не большие черные глаза. В них совсем не было белого, в них не было видно зрачка и радужки. Казалось, что ты просто смотришь в черную дыру.