Евгения Козловская - Homo Negans: Человек отрицающий

Как будто если бы он нащупал нужные выражения, из её взгляда исчезла эта невыносимая смесь горького разочарования и противоестественно-стойкой, неубиваемой надежды. Наверное, в их мире, зажатом среди ржавых развалин, между стеной и морем, по-другому просто не выжить. Постоянно приходится надеяться на чудо. Прости, не в этот раз.

– Ты пойми, я не могу. У меня родители, школа… Я ужасно тебе благодарен, правда, и Слане, и капитану, и даже Ламфаде, наверное. Но я не могу. Ты не переживай, я никому не скажу, честно.

– Ладно, ясно, как говорится, when your mind's made up…

– Кем говорится? – не понял Рори.

– Это из одной песни: «When your mind's made up, There's no point trying to change it [12] В пер. с англ. «Когда ты на что-то окончательно решился, нет смысла пытаться это изменить» // Glen Hansard & Markéta Irglová – When Your Mind's Made Up. »…

– «Неужели она наконец сдалась?»

– Иди давай, – она махнула рукой в сторону дыры. Рори замялся, хотел еще что-то сказать, но сам не знал, что.

– Хотя нет, постой, дай руку. – Она достала из кармана металлический квадратик с маленьким экраном, на него были намотаны старинные проводные наушники. – Это мой плеер. Я видела, что тебе понравилась наша музыка. Там мои любимые треки – не много, у него памяти маловато, сам понимаешь, старьё, но работает пока. Выбери плейлист «Осень». Послушай, думаю, это твоё.

– Спасибо… Но как я тебе его верну?

– Как наслушаешься, оставь на крыше, под козырьком, возле двери. Я потом заберу как-нибудь. Только никуда его не подключай, не копируй и в сеть не сливай, ни в коем случае.

– Ага, я понял. Тогда… пока?

– Угу, вали уже, – пробурчала она нарочито грубо и отвернулась.

Рори перешагнул через обглоданный, топорщащийся клыками железой арматуры край бетонной пасти забора и побрел в сторону Города, не оборачиваясь, с зажатым в руке холодным квадратиком, наполненным музыкой.

Вернувшись домой, он вот уже три дня не мог оторваться от удивительных песен, которые были сложены давным-давно, когда люди еще и не подозревали о надвигающейся на них катастрофе. Они пели о вещах не всегда понятных, но некоторые положенные на музыку слова заставляли его сердце непривычно сжиматься, а мысли сами собой убегали куда-то далеко-далеко: к колышущимся на ветру пышным макушкам сосен, к солнечным бликам, отражающимся в хрусталиках росы на паутине, к стуку чужих шагов по отполированной дождем мостовой, к тихому шепоту чьих-то губ, открывающих ему тайны невиданных, невозможных, давно сгинувших миров.

Мужские и женские голоса рассказывали истории о себе и о других людях, и вся их жизнь как будто состояла из чувств, названия которых раньше ни о чем Рори не говорили, а теперь он барахтался в них, как застигнутая штормом утлая лодчонка, норовя утонуть, но упорно всплывая. Вся эта не вмещающаяся ни в какие буквы и ноты любовь: любовь ко всему на свете, от серых прибрежных камней до чьих-то зеленых глаз, обескураживала и буквально сбивала с ног.

Были там песни дикие и задорные, нахальные и злые, веселые и бесшабашные, грустные и проникновенные, до одури романтичные и до тошноты меланхоличные – любые, кроме плохих. Рори понял, что до знакомства с Ив и корабельщиками вообще не слышал нормальной музыки. То, что преподносилось в этом качестве в Городе было бессмысленным фоновым сопровождением в магазинах, рекламными джинглами или бездушными чеканными гимнами, но никак не песнями.

Он приложил браслет к пропускной панели и прошел под каменными блоками ворот, оказавшись на территории Замка. Отец редко брал его с собой на работу, а уж чтобы срочно вызвать вот так, прямо сюда – такого еще не было. Рори вынырнул из-за угла обложенного старым бурым кирпичом здания и оказался на небольшой квадратной площади, предваряющей вход в цитадель правительственного комплекса.

Зубчатая тень огромной круглой башни, где располагалось главное управление гарды, легла перед Рори темным вязким пятном, словно не желая пропускать дальше. Башня стояла в противоположном от ворот дальнем левом углу, а к ней примыкало не менее древнее строение, часовня, с множеством остроконечных башенок вдоль всего ребра крыши. Окна в ней тоже были стрельчатые, вытянутые, устремленные куда-то ввысь, к ясному осеннему небу.

Эта парочка раньше казалась Рори вопиющим анахронизмом, чем-то чужеродным, чему не место среди гладких, блестящих стеклом и промышленным суперпластиком фасадов. Еще недавно он удивлялся, почему такие уродливые пережитки допотопного прошлого не снесли или хотя бы не облицевали декоративными панелями, как большинство зданий в Городе, но сегодня он будто бы заново знакомился с этими строениями.

Он осознал, что почерневший от времени камень каждой своей шершавой порой впитывал сменяющиеся эпохи. Эта кладка видела пышные въезды королей и марши армейских парадов, грохот войн и пожары революций, в ней было больше жизни, чем в тысячах самых реалистичных виртов.

Видно, несмотря на то, что правительство неустанно заботилось о разработке и внедрении в жизнь современных технологий, здесь, в самом его сердце, напротив не спешили прощаться с наследием ушедших технически отсталых эпох.

В этих стенах и сейчас вершились судьбы людей, и ответственным за многие решения был отец Рори, мистер Дойл, сидящий в одном из многочисленных кабинетов, окна которых выходили на эту площадь. Зачем он позвал сюда сына, почему именно сегодня, что за срочность такая?

Рори не то чтобы волновался, он был уверен, что в школе у него все отлично, баллы в электронных отчетах для родителей как всегда «выше всяких ожиданий», и кроме этой безумной вылазки в Старый порт, о которой отец точно не мог узнать, никаких нарушений за ним не числилось. Но легкая тревога всё равно сверлила ему виски и отдавалась где-то под ребрами неприятным предчувствием.

А может это и не тревога вовсе, а побочный эффект от приема таблеток? Рори, как вернулся домой, конечно, сразу проверил себя на ДД, что называется, от макушки до самых пяток. Ногу подлечил, а уровень витамина B 3, как он и думал, оказался ниже нормы, так что аппарат выдал ему блистер с капсулами на ближайшую неделю.

«Принимать два раза в день после еды» – отрапортовал электронный голос устройства, и Рори на автомате выпил первую дозу. Но потом вспомнил тираду Ив про тайно скармливаемые горожанам транквилизаторы и убрал упаковку в стол. Нет уж, он лучше будет жить с риском легкого авитаминоза, чем переживать, насколько его решения продиктованы его собственной волей, а насколько успокоительными.

Рори миновал ряд из трех нависающих над пешеходами тяжеловесных каменных арок, средняя из которых была проходом к следующей, центральной площади Замка. Здесь он тоже приложил браслет к считывающему устройству и оказался в гулко-пустом дворе-колодце, вымощенном старыми стертыми булыжниками.