Леонид Сидоров - Проводник

— Мадонна миа! У пантеры? А у них что, тоже болят зубы?

— Представьте себе. В основном, конечно, от неправильного питания. Заодно придётся провести хозяйке маленькую лекцию о рациональном содержании домашних питомцев. Это же надо, за каких-то три года так запустить бедное животное! — сокрушённо вздохнув, Мигель ловко разложил по тарелкам аппетитно дымящиеся кусочки. — Кстати, рекомендую — фрикасе из кролика. В роли повара был ваш покорный слуга, — галантно склонил голову.

— О! — искренне восхитился Макс. — А я к моему стыду, смогу разве что яичницу.

— Конечно, обычно готовит домработница, — Мигель неторопливо заправил салфетку за воротник, — но в этот раз я дал прислуге выходной. Безусловно, это не их дело, но во избежание недоразумений я вас представлю как дальнего американского родственника, пострадавшего в автокатастрофе.

Макс усмехнулся.

— И кстати, это не так уж и далеко от истины. Моё такси изрешетили словно дуршлаг.

— Представляю, как это было ужасно, — Мигель взял нож и вилку. — Впрочем, давайте сейчас забудем о неприятностях. Предлагаю немного подкрепиться. Впереди нам с вами предстоит долгий разговор.

Фрикасе оказался изумительным. С аппетитом умяв порцию, Макс деликатно отказался от добавки, дожидаясь, когда хозяин управится с блюдом.

— Что ж, — аккуратно промокнув губы, Мигель отложил салфетку и откатил столик в сторону. — Наверно вы полны вопросов.

Вернулся и уселся в кресло напротив.

— Спрашивайте.

Макс растеряно улыбнулся.

— Честно говоря, я и не знаю, что спросить. В машине просто распирало от любопытства, а сейчас как-то всё улеглось…

— Это вполне нормально, — кивнул Мигель. — Сказывается действие лёгкого обезболивающего. Надеюсь, сегодня у вас будет здоровый крепкий сон. Уж больно куратор жаждал с вами поговорить.

— А он и вас курирует?

Мигель загадочно усмехнулся.

— Не совсем. Я, как бы это сказать, вольный стрелок. Конечно, тоже участник научной программы, но на несколько других условиях.

— А что, им даже можно ставить условия? — встрепенулся Макс.

— Наверно я несколько неудачно выразился. Вы никогда не задумывались, что будет с вашим сознанием здесь, если там вас не станет?

— Я… Э-э-э, нет. Даже и как-то в голову не приходило.

— Оно и понятно. Обычно перенос происходит оттуда сюда, это как бы в порядке вещей. Так вот. Мне, как одному из самых первых проводников проекта, выпало испытать, что будет, когда мозг проводника исчезнет физически.

— То есть там вы…

— Да, мой друг, да. Там мне осталось недолго. И пока я жив там, здесь я являюсь чем-то вроде постоянного резидента.

— Да но… Как они узнают о результатах? Ведь с вашей кончиной там канал исчезнет. Или я чего-то не понимаю?

— Всё элементарно просто, мой друг. Я напишу им отсюда письмо. До востребования. Пусть ждёт пятьдесят лет.

— А это что, реально?

— Конечно. Такие случаи в нашей истории уже бывали. Небрежность работников почтовых служб, увы, — Мигель простодушно улыбнулся. — Никуда не деться. Бывало, письма искали своего адресата и по сорок лет. Особенно после второй мировой войны, — тяжело вздохнул и помрачнел.

— Наверно тоже поучаствовали? — понимающе глянул Макс.

Мигель нервно дёрнул щекой.

— Ещё как… Тяжело об этом говорить, но в некотором роде я её крестный отец.

Заметив вытаращенные глаза, горько усмехнулся.

— Да-да, именно так. Насколько я знаю, вы тоже однажды столкнулись с эффектом спонтанного перехода, не так ли?

— Было дело, — заинтересовано кивнул Макс. — ФБР меня наркотиками накачало, вот я и выпал в девятнадцатый век. Три месяца жил сам по себе…

— Вот-вот, примерно то же самое было и со мной. Травма, операционный стол, наркоз, и в итоге я оказался в теле пожилого врача конца девятнадцатого века в австрийском городке Браунау-на-Инне. Потеряв связь, жил обычной жизнью, лечил людей, принимал роды. И вот однажды, ко мне пришла заплаканная молодая женщина с твёрдым намереньем сделать аборт. Помню, я ещё спросил, зачем, это же тяжкий грех! Не могу, говорит. Трое малышей уже умерло. Не хочу, чтобы этот стал четвёртым. Поняв, что имею дело с типичной депрессией, я отговорил бедняжку, тем более медицинских противопоказаний не было. Здоровая крепкая женщина. Мы проговорили почти час…

— И что? — выдохнул Макс. — Уговорили?

— Уговорил. Она послушалась и ушла. В эту же ночь появилась связь.

— Точно! — возбуждённо выпалил Макс. — Один в один как у меня! И что это была за женщина?

Вместо ответа Мигель нервно встал и прошёл к шкафчику. Плеснул в рюмку коньяку и залпом выпил. Поморщившись, перевёл дух и выдохнул:

— Клара Гитлер…

— Вот чёрт, — поперхнулся Макс. — Честно сказать, даже и не знаю, что бы я сделал на вашем месте.

Мигель вернулся на место и как-то весь сник.

— Вот так же и я. Тысячу, тысячу раз задаю себе один и тот же вопрос. Что можно было тогда сделать… И тысячу раз говорю себе, ничего. Абсолютно ничего. Ход сделан. И нет пути назад…

Повисла гнетущая тишина.

— Кхм… Не корите себя. Думаю, любой нормальный человек в той ситуации поступил бы так же. Тем более, вы не знали кто она. Чёрт, да я и сам не зная того, изменил нашу историю. А может и просто удачно попал в неё, не знаю. Помнится, Алекс мне ещё пытался что-то на пальцах объяснить про пренебрежимо мало отличающиеся реальности, но когда я начинаю об этом думать, у меня мозги закипают. Говорит, под это дело разрабатывается целая научная теория…

— Да-да, — рассеяно кивнул Мигель. — Мне тоже рассказывали нечто подобное в качестве утешения. Кстати, в одном из вариантов Адольф даже стал художником-экспрессионистом. Честно признаться, картины производят тягостное впечатление. Не знаю, видели ли вы труды Эдварда Мунка. Так вот, эти почти один в один. Брр, — встряхнул головой. — Ужасно…

— Стоп. Вы что, видели картины того Адольфа?

— Конечно. Там побывал один из наших проводников. Кстати, поначалу картины были довольно приличные. Акварель, городские пейзажи, сдержанная палитра. И видно потом с ним что-то произошло. Творческий кризис, прогрессирующее заболевание мозга, не знаю, но картины перешли в какую-то ужасную плоскость. Такое впечатление, что написано словно в муке. Практически готовое учебное пособие для психиатра. Впрочем, что я вам всё это рассказываю? Если интересуетесь, попросите Алекса, но сразу предупреждаю, зрелище довольно жутковатое.

— Нет-нет, пожалуй, воздержусь. Если он столько наворотил у нас, представляю что сотворил там.

— Вот именно, именно наворотил! И теперь я по мере сил пытаюсь исправить свою собственную ошибку.

— Исправить? Но как? Ведь та война…

Мигель тяжело вздохнул.

— Да, вы правы. Та война уже шестнадцать лет как прошла. Но многие её гнусные деятели ушли от возмездия. И часть из них безнаказанно живёт здесь, в Аргентине. И притом неплохо живёт, припеваючи.