Эрнст Юнгер - Стеклянные пчелы [litres]

– Ротмистр Рихард, вы принимаете мое предложение? Хорошо, тогда вы приняты. Полагаю, аванс вас не обидит.

Таким образом, Твиннигсу достались его комиссионные, по крайней мере, от Дзаппарони, а старого товарища он облагодетельствовал, получается, задаром.

Я мог бы на этом завершить мою историю, как роман, чей сюжет пробился к счастливому концу.

Но здесь действуют другие принципы. Сегодня выживает тот, кто больше не верит ни в какой счастливый конец, кто сознательно от него отказывается. Не бывает целого счастливого века, но бывает счастливый миг, мгновение счастья и свободы. Даже Лоренц, когда висел в пустоте, одно мгновение был совершенно свободен. И мог изменить мир. Говорят, когда вот так падаешь, вся жизнь проносится разом перед глазами. Это одна из тайн времени. Мгновение сопрягается с вечностью.

Может быть, я сразу же возьмусь описывать, что представляла собой эта должность арбитра и с чем мне довелось столкнуться во владениях Дзаппарони. В этот раз я ведь не заходил дальше сада. Зажжется ли теперь моя счастливая звезда, погаснет ли – пусть гадает тот, кто не верит в силу судьбы. Мы не способны выбиться из-под ее власти, мы заключены в ее глубины. Поэтому и не меняемся. Мы, конечно, блуждаем, но блуждаем в своих границах, внутри очерченного круга.

У Дзаппарони не будет недостатка в сюрпризах, это было ясно. Загадочный он был человек, мастер менять маски, вышедший из первобытного леса. Когда он приблизился ко мне в саду, меня охватило даже почтение к нему, как будто перед ним шли его ликторы. Он не оставлял следов. Я ощутил, на какую глубину он уходил своими основами. Сегодня над всеми властвуют деньги. А для него это просто игра. Он покорил детей. Они видят его во сне. За фейерверком пропаганды, за похвалами проплаченных авторов стоит что-то другое. Он велик даже как шарлатан. Всем известны такие уроженцы южных стран, что появились на свет под счастливой звездой. Зачастую они меняют мир.

Не важно, какую цену заплатил я ему за мое образование. Пока он меня проверял и вразумлял, я его почти полюбил. Это здорово, когда кто-нибудь приходит к нам и говорит:

– Сыграем партию. Я все устрою.

И мы ему доверяем. Это решает множество наших проблем. Прекрасно, если некто, пусть даже недобрый, выступает в роли отца.

Там были покои, в которые я никогда еще не заглядывал, и великие искушения ожидают меня, пока наконец не взойдет и моя счастливая звезда. Пришло ли ее время? Это выяснится только в самом конце.

Но в тот вечер, когда я возвращался к проходной по подземной железной дороге, я твердо верил, что несчастливая звезда погасла. Один из автомобилей, которыми я восхищался накануне, отвез меня в город. Еще были открыты некоторые магазины, и я купил себе новый костюм. А Терезе – красивое новое летнее платье в красную полоску, напоминавшее то, в котором я увидел ее в первый раз. Подошло идеально, как на нее пошито. Я же знаю точно ее размеры. Она столько со мной пережила, мы столько вместе вынесли.

Мы пошли ужинать. Такие дни никогда не забываются. Вскоре все, что я увидел в саду у Дзаппарони, стало размываться. Техника во многом иллюзорна. Но я верно храню в памяти слова, что сказала мне Тереза, я сохранил ее улыбку. Эта улыбка сильнее любых автоматов, она самая настоящая.

Исторический семинар относился к одному из подразделов репетиторских курсов. Участники семинара заседали в покинутом монастыре, что тянулся вдоль реки и состоял из построек различного стиля. Общий распад уже несколько стер эту эклектику. Годы, словно гости, проходили по его ковру и понемногу стирали рисунок.

Явка и доклады были обязательны. Трижды в неделю в заседаниях участвовал и я. Начинали обычно вечером и засиживались за полночь. До сих пор иногда мне снится, как я плутаю и мечусь по этому запутанному жутковатому зданию, в потемках разбираю на дверях таблички с темами заседаний. Почерк едва читается, особенно в тот час, когда по коридорам уже шныряют летучие мыши. Я, бывало, ошибался дверью и попадал не в ту секцию.

На историческом семинаре тоже не было порядка. Декан, ректор курса, директор академии, которым и сказать-то было нечего, – все требовали к себе почтения, заявляли доклад на несколько тем, доклады их растягивались до бесконечности и заставляли аудиторию помирать со скуки. Подумать только, сколько вот таких вот сущностей кормятся подобным образом.

Однажды, в результате очередного цейтнота, я угодил на череду докладов таких мастеров. В последних лучах света я с трудом разобрал надпись:

Биографический отдел

Проблемы автоматизированного мира

Курс 12-й

Ротмистр Рихард:

Переход к совершенству

когда вверху, на часовой башне, пробило восемь вечера.

Коридоры и галереи отозвались ударами гонга. Смешно, ей-богу, до чего пристально среди всего этого упадка и запустения следят за временем и соблюдают пунктуальность. В последнюю минуту я шмыгнул в аудиторию и отметился как присутствующий. Теперь волей-неволей мне предстояло прозаседать здесь четыре-пять часов.

Вы, вероятно, полагаете, что биографический отдел был менее скучен, нежели прочие. Конечно, это же автобиографическая подача материала, доклад очевидца, участника, кому повезло либо оказаться в центре событий, либо сформулировать по этому поводу свои особенные соображения. Другими словами, можно было бы ожидать изложения фрагмента всеобщей истории через призму индивидуального темперамента.

Но никакого особенного оживления не ощущалось, напротив. Сама по себе история, череда событий, голый опыт не многому научат, если не подвергаются рассмотрению высшего качества. Вероятно, это мероприятие исподволь и должно было донести до слушателей именно такую точку зрения. Аудиторию мучили тягостными повторениями одного и того же, как будто призраки собрались на конференцию по поводу своей земной жизни на свалке истории.

Автобиографические доклады делали либо те, кто, так сказать, творил историю, либо те, по кому она проехалась своим колесом. Первые разрушали иллюзии, вместе с великими из рода Оксеншерна [34] Оксеншерна ( швед . Oxenstierna) – старинный шведский дворянский род. Происхождение их может быть прослежено до середины XIV века. Представитель рода Аксель Оксеншерна (1583–1654) – один из величайших государственных деятелей в истории Швеции, риксканцлер (1612–1654) при Густаве II Адольфе и его дочери Кристине. Его младший брат Густав Габриэльссон Оксеншерна (1613–1648) – шведский администратор, член риксрода и губернатор Эстляндии. Граф Бенгт Габриэльссон Оксеншерна (1623–1702) – губернатор Мазовии, Варшавы, Ливонии и других областей. Нынешний король Швеции Карл XVI Густав Бернадот состоит в родстве с родом Оксеншерна. разоблачая неразумность разных правительств. Вторые злоупотребляли сослагательным наклонением. Призраки, которым не удалось ничего существенного совершить, судили и рядили других. А между тем, сколько времени им ни дай, им и вечности бы не хватило, чтобы наверстать тот один самый главный момент, то самое «здесь и сейчас».