Эрнст Юнгер - Стеклянные пчелы [litres]

Пока я принужден был внимать этим надрывным ретроспекциям, во мне крепло убеждение, что в истории – и это всякий раз подтверждали облик и фигура докладчика – царствует необходимость. Необходимость свершается неумолимо, так в старые времена герольды безапелляционно провозглашали, который час пробили часы. Что теперь проку затыкать уши и закрывать глаза? Эти призраки задним числом пытаются доказать, что следовало бы поступить так, а не иначе, что так было бы лучше, умнее, справедливее, добрее, а что толку-то! Свершилось необходимое. С этим придется смириться. Наши глаза способны разглядеть далеко не все, а ведь в каждом историческом свершении содержится противоречие. Да разве бывает история без боли?

Долгие вечера доказали, что такие темы не постичь ни природой, ни искусством, ни философией. Любая муха-однодневка, всякая раковина-сердцевидка совершеннее и долговечнее, чем великий Вавилон. Над ними трудился сам Создатель. Каждая великая картина, каждое удачное стихотворение идеальнее и гармоничнее, чем беспорядочное историческое полотно целого столетия. Великие деяния отцов, ежели покажутся великими, будут воспеты в веках и запечатлены в искусстве. А то, что в конце концов все это не имеет никакого отношения к нравственности и что добро и зло легко меняются местами, знает даже ребенок.

Конечно, в истории нет недостатка в великих и бесстрашных поступках, но как же редко пробиваются они через тупое сопротивление серой массы, через ничтожную, злобную критику. Политика не порождает шедевров. Она работает с неблагодарным материалом. Несовершенное произведение ущербной сущности – таково впечатление, которое оставляет это возникновение и исчезновение. И даже в ретроспективе жгуче больно наблюдать, как роковые колеса подминают под себя здравый смысл. В этой секции как будто жгут огнем: чья-то автобиография, короткая острая боль, которая проходит вместе с жизнью докладчика.

Остается лишь утешать себя предположением, что в истории и над историей властвует смысл, который нам не дано постичь имеющимися у нас средствами. Нам неведомо и нельзя познать, что есть сама суть истории, ее абсолют, что есть там, по ту сторону времени. Мы предполагаем, но нам неизвестен приговор последнего суда. Вдруг там в конце – ослепительный свет, разрушающий любые преграды.

На историческом семинаре никто не предлагал никаких решений, а если и пытался, они не удовлетворяли. Мне нравились доклады ротмистра Рихарда, в которых еще так живо ощущались конфликты, еще не утихли страсти. Рихард не знал о потрясающих поворотах истории, которые лишали его доклады прежнего интереса, сопровождавшего его выступления много лет подряд. Ничто не меняется так осознанно, как то, что актуально, особенно если оно у всех на устах. Примите как закон.

Рихард обращался со своими темами не как с историческим материалом, который изучают в архивах и библиотеках. Пережитое было для него еще как неперебродившее вино. Это происходило от его непокоя, переходившего порой в возбуждение. Не стану его описывать, потому что, когда читаешь или слушаешь такие искренние доклады, возникает портрет, зачастую более личный и сокровенный, чем внешность, данная нам природой. Может быть, при случае я вернусь еще к нему и его опыту.

Что же касается текста, то он задумывался как устный доклад перед аудиторией. Я его сократил, особенно слишком уж спорные места, и, прочитав еще раз, снова сократил. Описание астурийского конфликта было слишком обширно. Я счел допустимым освободить текст от повторов и причуд, свойственных устному докладу. Насколько мне это удалось, судить читателю.

В 1957 году «Стеклянные пчелы» вышли в издательстве Эрнста Клетта – это была первая книга Эрнста Юнгера, опубликованная его новым издателем, – без обозначения жанра. Автор сделал это намеренно. Это, с одной стороны, вымышленный рассказ от первого лица, а с другой – текст изобилует эссеистическими пассажами и афоризмами, отчего меняется и манера повествования. Лишь когда книга была переиздана по лицензии в 1960-м в серии «Ророро» [35] «Ророро» (нем. Rororo) – серия издательства «Ровольт» (Rowohlt Verlag) карманного формата в бумажной обложке с очень большим тиражом. тиражом 50 000 экземпляров, ей был присвоен жанр романа.

Юнгер больше это жанровое обозначение не использовал, и когда дважды выходили его собрания сочинений, «Стеклянные пчелы» были отнесены к то́му рассказов и повестей, что подчеркивало их статус «фикшн». История действительно вымышленная: это рассказ солдата по имени Рихард, который в Первую мировую войну сначала служил ротмистром в кавалерии, потом в танковой инспекции, а после войны оказался безработным и ищет себе новое занятие. При посредничестве своего ловкого друга Твиннингса, действующего в книге с первых строк, Рихард устраивается на работу к фабриканту Джакомо Дзаппарони, который с большим экономическим успехом производит автоматы и роботов, похожих на людей и животных, в том числе и роботов-лилипутов: «…целую лилипутскую империю, живую карликовую вселенную, посреди которой не только дети, но и взрослые в мечтах забывали о времени».

После первого разговора с Дзаппарони Рихард встречается с этими искусственными существами в парке в поместье фабриканта. Это пчелы из стекла, наблюдая за которыми Рихард обнаруживает в саду отрезанные человеческие уши, с виду совершенно как настоящие, но на самом деле они оказываются искусственными органами. С отвращением и ужасом Рихард клюшкой для гольфа разбивает так называемого «дымчатого» – стеклянную пчелу, способную брызгать ядом. Видимо, Рихард непригоден для той должности, на которую Дзаппарони ищет нового сотрудника, хотя о какой именно деятельности идет речь, пока не ясно. Однако фабрикант приглашает Рихарда улаживать споры между своими инженерами. Так бывший безработный узнает о существовании секретной техники, которая изменит мир.

Перед нами утопия, если судить по содержанию. Юнгер и в других своих произведениях использовал этот жанр. Но из-за технического прогресса в конце XX века утопия под пером Юнгера превращается в реалистическую историю: так в «Гелиополе» (1949) он описывает изобретение «фонофора» – предшественника мобильного телефона, «машинная регистратура» в «Доме писем» (1951) представляет собой гигантский электронный текстовый архив, а «люминар» в «Эвмесвиле» (1977) можно истолковать как Интернет для историков. Все это электронные медийные средства для хранения и передачи информации. В «Стеклянных пчелах» же речь идет о крошечных дронах для наблюдения и слежения. Рихард узнает, что ему хотят поручить организацию производства этих приборов, но с отвращением отказывается: «Есть на свете страны, где каждый следит за каждым и сам на себя доносит, если понадобится».