Нил Шустерман - Разобранные [litres]

– Мы пересекли границу штата, – комментирует Сай, догадавшись, о чем думает Лев.

Мальчику очень хочется спросить, границу какого штата они пересекли, но он молчит, боясь показаться идиотом.

Там, где пути раздваиваются или сходятся, стоит небольшое двухэтажное здание, похожее на миниатюрный заброшенный маяк. В них находятся пункты управления стрелками. На этом отрезке железной дороги их более чем достаточно, и мальчики забираются в одну из башенок на ночевку.

– Ты не боишься, что нас здесь найдет кто-нибудь из железнодорожников? – спрашивает Лев, когда они подходят к одному из потрепанных непогодой домишек.

– Неа. Ими больше никто не пользуется, – говорит СайФай. – Теперь все стрелки автоматизированы – и давно уже. Просто сносить эти домики слишком дорого. Полагаю, они решили, что непогода и стихийные бедствия рано или поздно сделают это бесплатно.

Вход заперт, но, чтобы быть уверенным в надежности, за дверью необходимо следить, а эту уже съели термиты. Достаточно одного удара ногой, и гнилые, изъеденные насекомыми доски не выдерживают, дверь срывается с петель и падает внутрь, поднимая тучи пыли. За ней обнаруживаются клочья паутины с дохлыми пауками.

На верхнем этаже ребята находят комнату размером примерно два с половиной на два с половиной метра с окнами, выходящими на все четыре стороны. В комнате холодно. У СайФая есть дорогое зимнее пальто, защищающее от ночного холода, а у Льва только дутая куртка на синтепоне. Он стащил ее в торговом центре, найдя висящей на стуле, который кто-то хотел занять.

СайФай высокомерно посмотрел на него, когда они выходили из магазина.

– Воруют только бездари, – сказал он. – Если ты мастер, красть не приходится, потому что ты можешь убедить других людей отдать тебе то, что нужно, по доброй воле – так, как я это сделал в китайском ресторанчике. Для этого нужно быть умным и обходительным. Ты научишься.

Украденная Львом куртка белого цвета, и он ее ненавидит. Всю жизнь ему приходилось ходить в белом – отсутствие цвета считается признаком чистоты, выделяющей человека, чье предназначение быть принесенным в жертву, – но теперь, в изменившихся обстоятельствах, ходить в белом Льву просто неприятно.

Ребята хорошо поужинали – благодаря Льву, в котором наконец проснулся инстинкт выживания. На ужин ребята ели мелких животных, сбитых проходящим поездом.

– Я к падали даже не притронусь! – заявил сначала СайФай, когда Лев поделился с ним своей идеей. – Они тут, может, уже несколько недель лежат, кто их знает.

– Нет, – объяснил Лев. – Мы сделаем вот что: будем двигаться вперед, попутно помечая тела обнаруженных зверьков палочками. Когда мимо пройдет поезд, вернемся. Найденные тела, не отмеченные палочками, будут свежими.

Естественно, поначалу даже Льву его собственная затея казалась отвратительной, но, если вдуматься, изобретенный им метод мало чем отличается от традиционной охоты – разве что в роли оружия выступал тепловоз.

Ребята разожгли возле башенки небольшой костер и поужинали жареным кроликом и броненосцем. На вкус экзотический зверек оказался не таким противным, как думал Лев, – в конце концов, мясо есть мясо, и филе броненосца, приготовленное на огне, мало чем отличается от традиционного стейка.

– Смертельный удар! – так СайФай назвал стиль охоты Льва. – Вот это я понимаю креативный подход к проблеме! Может, ты на самом деле и гений, Фрай.

Льву приятно слышать похвалу.

– Слушай, а сегодня четверг, так? – спрашивает он. – Мне кажется, сегодня День благодарения!

– Да, Фрай, ты прав. Мы живы, и за одно это уже стоит быть благодарным.

В ту же ночь, лежа на пальто в маленькой верхней комнате, СайФай задает важный вопрос:

– Слушай, Фрай, а почему родители решили принести тебя в жертву?

Одной из черт характера СайФая, импонирующих Льву, безусловно, является способность без конца рассказывать о себе. Льва это устраивает – некогда думать о своей собственной жизни. Естественно, до тех пор, пока Сай не начинает спрашивать. На этот раз Лев решает прикинуться спящим и промолчать, но если и есть на свете что-то, чего СайФай не выносит, так это тишину, поэтому он продолжает монолог:

– Тебя подбросили? Поэтому родители хотели от тебя избавиться? Они тебя не хотели?

Лев продолжает лежать с закрытыми глазами, стараясь не двигаться и не дышать.

– Меня самого подбросили, – продолжает Сай. – Папаши нашли меня на ступеньке первого июня. Они не расстроились – они хотели настоящую семью. Подумав, они решили, что это знак, и в результате даже пошли и обручились. Только без колец.

Любопытство так велико, что Лев даже не в силах притворяться, что спит.

– Но… разве после Хартландской войны браки между мужчинами не запретили?

– Так я и не сказал, что они поженились, я сказал – обручились.

– А в чем разница?

СайФай смотрит на Льва как на круглого дурака.

– В терминологии. Кстати, на случай, если ты меня в чем-то подозреваешь, я не такой, как папаши, – мой компас всегда указывает на девочек, если ты понимаешь, о чем я.

– Да, понимаю. Мой тоже.

Льву не хочется рассказывать, что самое тесное общение с девочкой, когда-либо случавшееся в его жизни, происходило на празднике, посвященном жертвоприношению, да и то он только танцевал медленные танцы.

Воспоминания так расстраивают Льва, что хочется кричать от неожиданно пронзившей его тоски, но он сдерживается и, сжав зубы и закрыв глаза, изо всех сил старается прогнать горькие чувства.

Воспоминания, оставшиеся в душе Льва с тех времен, когда он жил с родителями, превратились в своего рода бомбу с часовым механизмом. Таймер тикает в голове, но неизвестно, когда выйдет все время. Забудь о той жизни, твердит сам себе Лев. Ты больше не тот мальчик.

– Что за люди твои родители? – спрашивает СайФай.

– Я их ненавижу, – отвечает Лев, удивляясь не только тому, что сказал это, но и тому, что он действительно так считает.

– Я не это спросил.

Лев, успев понять, что молчание Сай в качестве ответа не рассматривает, решает рассказать приятелю о родителях. Так доступно, насколько может.

– Мать с отцом, – начинает он, – всегда поступают так, как нужно поступать. Платят налоги. Ходят в церковь. Голосуют за тех, за кого уже проголосовали друзья, и отправляют детей в такие школы, где их растят правильно…

– Не вижу в этом ничего плохого, – замечает Сай.

– В этом и не было ничего плохого, – соглашается Лев, которому все труднее и труднее говорить. – Но Бога они любят больше, чем меня, и я их за это ненавижу. Наверное, я попаду в ад.

– Гм… Тогда я хочу кое о чем тебя попросить. Когда попадешь туда, забей для меня местечко, ладно?