Нил Шустерман - Разобранные [litres]

Младший священник наклоняется ко Льву:

– Я прошу тебя дать ребятам шанс. Они все хорошие.

– Может, я нехороший! – отвечает Лев и, не удержавшись, снова смотрит на часы. Двенадцать пятьдесят. Маи и Блэйн будут на месте через десять минут, а он все еще болтается в этом чертовом кабинете. Что будет, если он не придет вовремя на место встречи?

– Ты куда-то опаздываешь? – спрашивает администратор. – Просто ты все время на часы смотришь.

Лев понимает, что необходимо дать какой-то осмысленный ответ, иначе они начнут подозревать его в чем-то криминальном.

– Я… слышал, что парня, похитившего меня, сегодня отведут в медицинский блок. Думаю вот, случилось это уже или нет.

Священники переглядываются, потом вместе смотрят на администратора. Тот откидывается на спинку стула, демонстрируя полнейшее спокойствие.

– Если этого еще не случилось, значит, скоро случится. Лев, мне кажется, не стоит без конца думать о том, что происходило с тобой, пока ты был заложником. Уверен, это было тяжелое время, но, рассказав об этом кому-нибудь из нас, ты получишь возможность избавиться от наваждения. Тяжелые воспоминания имеют свойство утрачивать силу, если делишься ими с кем-нибудь. Я бы хотел провести внеочередное занятие с ребятами из твоего блока сегодня вечером. Мне кажется, ты увидишь, насколько важно сочувствие других в подобных вопросах.

– Вечером? – переспрашивает Лев. – Что ж, отлично. Я расскажу вам все сегодня вечером. Может, вы и правы, и я почувствую себя лучше.

– Мы лишь хотим помочь тебе снять груз с души, – говорит один из священников.

– Так что, я могу идти?

Администратор в течение нескольких секунд изучает его лицо.

– Мне кажется, ты очень напряжен, – замечает он. – Нужно провести с тобой несколько занятий по направленной медитации…

Он ненавидит свою работу и жару. Ему противно стоять у входа в Лавку мясника и охранять двери, препятствуя входу и выходу тех, кому проходить не положено. Еще в интернате он мечтал организовать собственное дело с друзьями, но никто не дает кредитов ребятам, жившим на попечении у государства. Даже сменив фамилию Уорд на Муллард, принадлежащую самому богатому семейству в городе, он не смог никого обмануть. Оказалось, что многие ребята, окончив тот же интернат, сменили фамилию на аналогичную, решив, что таким образом смогут одурачить окружающих. В конце концов выяснилось, что одурачили они только самих себя. Прошел уже год с момента выпуска, а он смог найти только несколько вакантных рабочих мест самого низшего пошиба – таких как должность охранника в заготовительном лагере.

Оркестр на крыше приступил к дневному сету. Играет музыка, и это уже само по себе неплохо – по крайней мере, время проходит быстрее.

У крыльца появляются двое ребят и подходят к охраннику. Рядом с ними нет конвоя, а в руках у ребят подносы, накрытые алюминиевой фольгой. Охраннику их вид не нравится. У парня наголо обритый череп. Девушка – азиатка.

– Что вам нужно? Вас здесь быть не должно.

– Нам поручили передать это оркестрантам, – говорит парень, заметно нервничая. Вид у него испуганный и неблагонадежный. В этом, впрочем, ничего нового нет. Все жители лагеря начинают дергаться, оказавшись вблизи Лавки мясника, а обманщиками и плутами охраннику кажутся все без исключения.

Он заглядывает под фольгу, которой накрыты подносы. Жареная курица с пюре. Иногда оркестрантам посылают еду наверх, но, как правило, ее относит кто-то из персонала.

– Они вроде бы только что на завтрак ходили, – говорит охранник.

– Видимо, нет, – возражает парень. Судя по их виду, им вовсе не хочется околачиваться у Лавки, и они предпочли бы быть где-нибудь еще, и охранник назло решает пропустить ребят, чтобы они помучились подольше.

– Надо позвонить, – бросает он, доставая телефон. Набрав телефон офиса, он слышит в трубке короткие гудки. Занято. Еще бы, как обычно.

Охранник пытается решить, что грозит ему большими неприятностями – пропустить ребят, не имея формального разрешения, или прогнать их, хотя, очевидно, их прислали из администрации.

– Дай-ка я еще раз взгляну, – говорит он, поднимая край фольги на подносе в руках у девушки. Курица выглядит весьма соблазнительно, и, взяв с подноса лучший кусок, охранник решает пропустить ребят. – Пройдете через стеклянные двери, – говорит он, – и увидите слева лестницу. Если замечу, что вы пошли куда-то еще, приду и нашпигую транквилизаторами быстрее, чем вы себе можете представить.

Ребята входят внутрь, и охраннику уже все равно, где они. Он не знает, что, хотя ребята и поднялись по лестнице, еда в оркестр так и не была доставлена – они просто выбросили подносы. И кусочков лейкопластыря, наклеенных на их ладони, охранник так и не заметил.

Коннор стоит у окна спальни в полном недоумении. Лев здесь, в том же лагере, что и он. Не важно, как он сюда попал, важно то, что его вскоре отведут в медицинский блок. Все, что он сделал, было сделано напрасно. В душе его пусто – такое впечатление, что его самого уже разрезали на куски и отправили на рынок, как телятину.

– Коннор Лэсситер?

Обернувшись, он видит у входа двоих охранников. В спальне практически пусто – все ушли на утренние спортивные занятия. Не успевшие выйти ребята поднимают глаза, смотрят на охранников, потом на Коннора, а затем быстро отворачиваются, делая вид, что безумно заняты, а все происходящее их не касается.

– Да, я. Что вам нужно?

– Тебя ждут в медицинском блоке, – говорит один из охранников. Второй жует резинку и предпочитает хранить молчание. Поначалу Коннор даже не может поверить в то, что его время пришло и пора отправляться на разборку. Ему кажется, что охранников могла прислать Риса. Может быть, ей хочется сыграть что-нибудь для него лично. В конце концов, будучи членом оркестра, она могла это сделать, так как музыканты обладают большим влиянием на администрацию, чем рядовые жители лагеря.

– В медицинском блоке? – переспрашивает Коннор. – Это зачем?

– Ну, скажем, ты сегодня покидаешь наш гостеприимный лагерь, – говорит первый охранник. Второй продолжает безразлично чавкать.

– Покидаю?

– Послушай, сынок, мы что, должны тебе все разжевывать? Ты здесь не нужен. Слишком многие ребята на тебя равняются, а это недопустимо в таком месте, как заготовительный лагерь. Вот администрация и решила от тебя поскорее избавиться.

Они подходят к Коннору и подхватывают его под руки.

– Нет! – кричит он. – Нет! Вы не можете так со мной поступить.

– Можем. Это наша работа, и не важно, пойдешь ты по-хорошему или придется тащить тебя силком. Мы свою работу сделаем.

Коннор оглядывается, надеясь, что оставшиеся в спальне ребята его поддержат, но все напрасно.