Эми Эвинг - Белая Роза

— Кто вы? — спрашиваю я.

— Меня послали за тобой, — говорит он.

В моей голове появляется голос Люсьена. Помни про ключ.

— Покажите мне ключ, — требую я, радуясь тому, что говорю я увереннее, чем чувствую себя, так как понятия не имею, чего ожидать.

Я чувствую себя еще менее уверенной, когда он распахивает свое твидовое пальто и расстегивает рубашку. Он широко раздвигает ворот. В том месте, где ключица сходится с плечом, находится татуировка маленького костяного ключа.

— Я работаю на Общество Черного Ключа, — говорит он.

— Что такое Черный Ключ?

— Он не что. Черный Ключ — наш лидер.

Естественно, Люсьен воспользовался бы кодовым именем.

— Пойдем со мной, 197, — говорит мужчина. — У нас мало времени.

Я спускаюсь вниз по лестнице, пока он застегивает пальто.

— Больше не называйте меня так, — говорю я, пока мы спускаемся по ступеням к входной двери. — У меня есть имя. Вайолет Ластинг. — Мне порядком надоело, что меня называют кем угодно, но не тем, кем я являюсь. — Как вас зовут?

Человек поджимает губы.

— Можешь звать меня Кобблером [2] Говорящее имя — Сапожник. .

— Как долго вы — ой!

У подножия лестницы лежит тело Лили, сложенное пополам.

— Что вы наделали? — Я бегу к ней, откидываю ее голову назад и едва не плачу от облегчения, когда чувствую ее дыхание на своей щеке.

— Она в порядке, — говорит Кобблер. — Через несколько минут она проснется. Мы должны идти.

— Что вы сделали с ней? — требую ответа я. — Она помогала мне.

Кобблер пожимает плечами.

— Необходимая предосторожность.

Я встаю, моя кровь закипает.

— Сейчас не время расстраиваться из-за простой дозы снотворного, — говорит Кобблер. — Есть работа, которую нужно сделать. Он подбирает большой коричневый сверток у двери. — Неси это. Иди на два шага позади меня и опусти голову.

— Подожди. — Я так устала о того, что мне постоянно говорят, что делать, и я даже не знаю этого человека, и он, конечно, меня не знает. Поэтому я собираюсь сделать одну вещь, прежде чем я уйду с ним. Я наклоняюсь и сажаю тело Лили так, чтобы оно находилось в более удобном положении. Я беру ее за руку и сжимаю. — Спасибо, — говорю я ей. Затем я встаю, беру сверток и смотрю Кобблеру прямо в глаза. — Отлично. Идем.

Мы выходим за дверь, и я следую его инструкциям и остаюсь в нескольких шагах от него. Воздух холоднее, чем вчера, и я сжимаю зубы, чтобы они не стучали. Жаль, я не додумалась одолжить пальто у Лили.

Мы идем обратно через рынок Лэндинга; сегодня здесь спокойнее, чем вчера. Все еще разбросаны следы поисков Эша — сломанная корзина, растоптанная капуста. С фонарных столбов свешиваются наполовину оторванные объявления с лицом Эша и надписями «РАЗЫСКИВАЕТСЯ». Две маленькие девочки играют, пока их мать торгуется за цену картошки. Когда мы проходим мимо, я слышу, как одна из девочек говорит другой: «Я вчера была суррогатом! Дай мне теперь поиграть за королевскую семью».

В горле пересыхает. Дети Банка играют в подобные игры?

Я так отвлекаюсь, что почти теряю из виду Кобблера, когда он сворачивает на другую улицу. Я спешу его догнать.

Эта улица широкая и просторная, намного приятнее, чем улица, на которой живет Лили, поэтому я начинаю понимать, почему ее район называют Дешевыми Улочками. Хотя смешно думать, что в Банке может быть дешево. Между домами есть пространство, разделенное живыми изгородями или высокими кирпичными стенами, но не как те, что окружают дворцы в Жемчужине. Эти чистые, симпатичные и приветливые, не увенчаны злобными шипами. Многие из домов трех- и четырехэтажные, с широкими верандами и балконами, а некоторые даже с миниатюрными башенками, будто они пытаются походить на королевский дом.

И люди на этих улицах выглядят роскошнее — мужчины одеты в шляпы — котелки, длинные пальто и носят с собой трости с серебряными набалдашниками. Женщины носят яркие платья из бархата или шелка с меховыми накидками вокруг шеи и гладкие кожаные перчатки. Служанки, одетые в коричневое, плетутся за ними. Одна несет птичью клетку с ярко-зеленым попугаем внутри. Ее хозяйка видит Кобблера и останавливается.

— Я была на пути к твоему магазину, — говорит она. — Мне нужна новая пара туфель, которые подойдут к одеянию, которое я приобрела для Официального Приема.

— Конечно, миссис Фаерстоун, — говорит Кобблер. — Сейчас я занят доставкой. После я буду рад уделить вам внимание.

— Приходи прямо домой, — говорит миссис Фаерстоун. — Это спецзаказ. И не присылай своего ученика как в прошлый раз. Этот мальчишка ничего не умеет.

Плечи Кобблера напрягаются, но он кивает.

— Как пожелаете.

Женщина промчалась мимо нас, ее служанка торопится следом.

— Она милашка, — бормочу я.

Кобблер одаривает меня холодным взглядом.

— Она лучше, чем большинство.

— Поэтому вы работаете на… — Я вовремя останавливаю себя, прежде чем произнести имя Люсьена. — На него?

— Сейчас не время для вопросов, — говорит Кобблер. Я сжимаю коробку так сильно, что у меня костяшки белеют. Я устала это слышать.

Он уходит, и у меня не остается выбора, как только следовать за ним.

В конце концов, мы покидаем широкий бульвар с роскошными домами и сворачиваем на улицы поменьше. Мы проходим мимо театра с золотой афишей, гласящей: «ДОЛГИЙ ПУТЬ НАЗАД: НОВАЯ ПЬЕСА ФОРРЕСТА ВЕЙЛА. ОСТАЛОСЬ ВСЕГО ДВА ПРЕДСТАВЛЕНИЯ!», и ресторана с большими стеклянными окнами и покрытыми льняными скатертями столами.

Мы достигаем улицы, вымощенной грубым булыжником. Здания здесь большие и похожи на коробки, с металлическими навесами и грязными окнами с железными решетками на них. Под одним из навесов находится тележка, с которой двое мужчин стаскивают большие металлические плиты под надзором мясника в запятнанном белом фартуке. Он смотрит на бумаги у себя в руках.

— За фунт на четыре диаманта больше, чем в прошлом месяце, — говорит он сам себе. — Курфюрст совсем заигрался с этими новыми налогами?

Затем он осознает, что говорит вслух, и озабоченно оглядывается на мужчин, но они слишком заняты длинными ребрами, которые нужно загрузить на погрузочный док, чтобы заметить.

Кобблер останавливается перед небольшим складом с потрескавшейся зеленой краской и раздвижной железной дверью.

— Здесь я покину тебя, — говорит он, забирая у меня из рук сверток. — Я очень надеюсь, что Черный Ключ был прав насчет тебя.

— Почему вы это делаете? — вырывается у меня. — Почему вы помогаете мне, помогаете… ему?

Кобблер отводит взгляд.

— Они забрали моего сына, — говорит он. — Потому что он был большим и сильным. Он любил делать обувь, но они хотели, чтобы он был Ратником. Теперь он принадлежит им. — Наши глаза встречаются, и я вижу в них годы злобы, потери и отчаянной потребности в надежде. — Но их время истекло.