Георгий Антонов - Буржуйка

— Да здравствует новая канализация! — выкрикнул с места придурковатый барон Цедербаум. — То есть, конечно же, колонизация…

В зале раздалось нервное хихиканье, но тут бункер основательно тряхнуло и кое-кто из богоизбранных вывалился из кресел в проход.

— Всё под контролем! — возвысил было голос сэр Борофф, но тут его инвалидное кресло само покатилось по накренившемуся полу назад, к выходу…

Эскорт опричников стукнул прикладами в брусчатку и вытянулся. Под рёв фанфар в свете софитов на крыльце собора явила ясный лик Государыня всея Руси, и VIP-трудящиеся разразились троекратным «ура». Граф Скоцкий поднял руку в белой перчатке и дал отмашку к началу. В ответ жерло Царь-пушки оглушительно рявкнуло и критически накренилось. Из неё по параболе взмыл в небеса медведь и, отпружинив от туши дирижабля, с плеском ушёл в чёрные воды Москва-реки. Даже Гоча из пролома в Царь-колоколе явственно расслышал матерный крик Скоцкого. Обдолбанная Лариска, возмутясь, разразилась в ответ вполне коминтерновской тирадой, и светлейший, более не владея собой, влепил ей прилюдно весомую оплеуху, от которой корона слетела с великодержавной головы и покатилась по крыльцу. Закипела свалка, камеры всех мировых информагентств сладострастно снимали скандал в августейшем семействе. Гоча уже собрался было ломануться в гущу и навешать Гришке люлей, но тут земля под ним ощутимо дрогнула и начала проседать. В следующую минуту он вместе с многотонным колоколом кубарем полетел в преисподнюю.

Лариска, заметив исчезновение возлюбленного, вырвалась из свалки и с истошным воплем ломанулась к провалу. Не удержавшись на скользком краю, она съехала, крутясь на своей куньей шубе, как в детстве на фанерке, в тёмную глубь подземелья. Увидев, что мероприятие безнадёжно сорвано, светлейший не нашёл ничего лучшего, как юркнуть через алтарь собора в катакомбы. Это его и спасло. По знаку выстрела Царь-пушки на всей территории исторического центра Москвы внезапно распахнулись канализационные люки, и оттуда полезла, круша витрины и черепа чистой публики, дикая, вооружённая до зубов орда. Разграбление древнего Рима гуннами было весьма бледной голливудской копией развернувшегося здесь батального полотна, достойного кисти нового, ещё не родившегося Бондарчука. Всё, что годами копилось в подземном чреве столицы униженного и обездоленного, выплеснулось, клокоча ненавистью, на поверхность, направляемое чьей-то умелой рукой. Кордоны мотострельцов были прорваны и смяты группами тренированных диверсантов, и обезумевшая от крови орда хлынула в Кремль. Под землёй что-то низко и гулко рокотало, и вскоре гигантские рваные трещины располосовали грунт, обнажая внутренности Третьего Рима. Дряхлая столица словно тужилась в попытках не то родить мышь, не то вывернуться наизнанку. Потом из трещин и люков хлынули, заливая развороченные улицы, потоки бурой воды. Полковник Петин, отключённый от аппаратуры, вышел из искусственной комы и, разом сев в своём саркофаге, выбил лбом стекло. В тёмном углу Мавзолея он не сразу разглядел скорчившуюся, дрожащую фигуру своего бывшего референта Григория Скоцкого…

… Лариска выволокла оглушённого Гочу из-под колокола и потащила куда-то, по колено в воде, по тёмным коридорам. Придя в себя, он включил фонарик и обомлел. На стеллажах по обе стороны от него сияли, переливаясь, гроздья драгоценных камней в золотой оправе, словно они вдруг очутились в сказочной пещере Али-Бабы.

— Алмазный фонд! — прошептала Лариска. Махач, суетясь, принялся рассовывать добычу по карманам. Но тут земля ушла из-под ног, и чету авантюристов поволокло куда-то, ударяя о стены и кружа в водоворотах.

… Оставшись один, розовый слон Ганнибал шустро просеменил к пульту и чутким пальчиком на конце хобота принялся набирать заранее подсмотренную комбинацию. Ворота авиационного ангара беззвучно растворились. Маленький террорист пустил ток — и вскоре кожистое яйцо, зашкворчав, лопнуло. Герр Питер, лишившись самого дорогого, бешено захлопал крыльями и устремился по тоннелю к конференц-залу. Первый удар чудовищного клюва принял на себя сэр Борофф, выкатившийся ему навстречу в проход. Потом голова монстра просунулась в двери и издала хриплый клёкот. Люди, вскочив с кресел, принялись метаться, визжа и сбивая друг друга с ног. Гигантское голое тело протиснулось вслед за головой внутрь, и началась бойня. Всю вековую ненависть куриного племени к людскому вложил трансгенный петух в удары клюва и шпор по этим квохчущим суетливым тушкам. Меньше, чем через четверть часа с Мировым правительством было покончено. Тогда Ганнибал вошёл в зал и самодовольно хрюкнул. Слоны не забывают обид.

… Машу Чубак вынесло из канализации, где она пряталась, в ледяную глубь Москва-реки. Борясь с судорогой в ноге, она ухватилась за проплывающий мимо массивный мягкий предмет и вскарабкалась на него верхом. Олимпийский Миша плыл, улыбаясь навстречу грозовому небу. Под Машей в медведе что-то зашевелилось. Чёрный бриллиант она обронила в канализацию ещё накануне — теперь приходилось рассчитывать только на свои силы. Отдышавшись немного, она стала подгребать к берегу.

После толчков ещё неделю с неба на землю сыпался чёрный жирный пепел. Потом неожиданно выглянуло солнышко и началась самая обычная весна. Корчевать пни и пахать на танке было одно удовольствие. Лето прошло в бытовых хлопотах — но урожай выдался, говоря словами деда, чисто конкретный. Кормя малыша, Вика краем глаза наблюдала, как Буржуй ладит на горе электромельницу. Антон с Ванькой тесали брёвна на амбар. Дезертиры больше не появлялись — видимо, за зиму все сожрали друг друга. Впрочем, на случай визита лихих гостей имелся в запасе всё тот же танк.

Избу срубили на высоком берегу над излучиной реки — кто бы мог подумать, что это место издревле почитается у местных племён священным. Поэтому появившиеся волхвы вели себя поначалу довольно сварливо. Но, ознакомившись с техническими прибамбасами Буржуя, в итоге всё же поклонились и вручили дары. Было их, как и полагается, трое. Оглядев мать с младенцем, старший волхв поцокал языком и произнёс:

— Морква!

— Сами вы… редиски! — оскорбилась за сына Вика.

— Это черемисы, — разъяснил недоразумение Антон. — По-ихнему «морква» значит «красавчик».

Осмотрев родинки на теле младенца, смуглый волхв с уважением изрёк:

— Будет великий воин, — и приладил ему на шею амулет.

Вика тихонько по-бабьи вздохнула и дала своему «моркве» грудь. «Похоже, всемирная история не окончена», — грустно подумалось ей, — «Великие воины ведь, в отличие от некоторых, без особой надобности не рождаются»…