Нил Шустерман - Бездушные

Такая бурная жизнь – как наркотик: быстро привыкаешь и забываешь обо всём остальном. Каму приходится напоминать себе, что он стремится не к этому. Весь этот гламур лишь отвлекает его от истинной цели.

«Но как свергнуть власть людей, обеспечивающих тебе такую экстраординарную жизнь!» – по временам спрашивает он себя в моменты слабости, как, например, тогда, когда Брик Макданиэл – подумать только, сам Брик Макданиэл! – просит у него автограф. Кам понимает – он пытается оседлать торнадо; но со стихиями не шутят – может и засосать.

Придёт день – и вам выпадет счастье присутствовать на церемонии выпуска вашей пра-пра-праправнучки. Придёт время – и вы будете жить в памятнике архитектуры, насчитывающем пятьсот лет… и построенном через три года после вашего рождения. Когда-нибудь древние секвойи позавидуют вашему возрасту. Приостановитесь сегодня на мгновение и поразмыслите обо всех тех чудесах, благодаря которыми ваши жизни стали длиннее и увлекательнее. Мы, «Граждане за прогресс», постоянно заботимся об этом. С нашей помощью «когда-нибудь» превратится в «сегодня»!

Мы, «Граждане за прогресс», знаем: первый человек, которому суждена вечность, живёт уже сейчас. И это вы!»

– Мне нужно съездить на Молокаи, – говорит Роберта как-то вечером, спустившись в подвал их дома, где для Кама оборудовали тренажёрный зал. Его прежний физиотерапевт, занимавшийся с ним в первое время после его сборки, говорил, что группы мышц его подопечного в разладе друг с другом. Видел бы он его сейчас!

– Вернусь через пару дней – как раз к деловому завтраку с генералом Бодекером и сенатором Коббом.

Кам выслушивает её заявление, не прекращая выжимать штангу на силовой скамье.

– Я бы тоже не прочь поехать.

Кам к своему удивлению обнаруживает, что это не просто слова; он и впрямь хотел бы вернуться в усадьбу на Молокаи – единственное место, которое он может считать чем-то вроде родного дома.

– Нет. После всех твоих трудов только и не хватало сбиться с суточного ритма. Лучше отдохни здесь. Займись языками – порази генерала Бодекера своим знанием голландского.

Голландский язык, не включённый в девятку тех, что Кам знает с момента своей сборки, приходится учить старым дедовским способом. Ему помогает знание немецкого, но всё равно труда приходится прилагать немало. Кам предпочитает, чтобы знания и навыки приходили к нему более лёгким путём.

– Хотя Бодекер и голландец по происхождению, это вовсе не значит, что он разговаривает по-голландски, – резонно указывает Кам.

– Тем большее впечатление на него произведёт, что ты говоришь на языке его предков.

– Похоже, теперь смысл моей жизни в том, чтобы произвести впечатление на генерала и сенатора?

– На тебя обратили внимание воротилы этого мира. Если ты хочешь, чтобы они воротили с пользой для тебя, то ответ – да. Произвести на них впечатление должно стать твоей первоочередной и главной задачей.

Кам с грохотом опускает штангу на подставку.

– А зачем тебе надо на Молокаи?

– Я не вправе сказать.

Кам садится и смотрит на неё с улыбкой, которая больше напоминает оскал.

– «Не вправе сказать». Это следовало бы высечь на твоём могильном памятнике. «Здесь лежит Роберта Грисволд. Покоится ли она в мире или нет – мы не вправе сказать» .

Его шутка не веселит Роберту:

– Прибереги свой мрачный юмор для девиц, которые вешаются на тебя гроздьями.

Кам вытирает лицо полотенцем, делает глоток воды и спрашивает с видом полнейшей невинности:

– Вы там делаете улучшенный вариант меня?

– Существует только один Камю Компри. Ты единственный во всей вселенной, мой дорогой.

Роберта наловчилась говорить вещи, которые, как ей кажется, ему хочется слышать; но Кам так же хорошо наловчился не попадаться на её обманки.

– Тот факт, что ты отправляешься на Молокаи, свидетельствует об обратном.

Роберта осторожна с ответом; она говорит так, будто идёт через минное поле:

– Ты уникален, но моя работа не заканчивается на тебе. Я надеюсь, что ты станешь первым представителем новой человеческой расы.

– Зачем?

Такой простой вопрос, но Роберту он, похоже, выводит из себя.

– А зачем мы строим ускорители субатомных частиц? Зачем мы расшифровываем человеческий геном? Наука – это прежде всего исследование возможностей. Настоящий учёный оставляет практическое применение своих трудов другим.

– Если только этот учёный не работает на «Граждан за прогресс», – замечает Кам. – Моя сборка послужила каким-то их интересам. Хотелось бы узнать, каким.

Роберта отмахивается:

– До тех пор пока они финансируют мою работу, их деньги для меня важнее, чем их интересы.

Впервые за всё время Роберта сказала о своих покровителях «они» вместо «мы». Уж не впала ли она в немилость у «Граждан» из-за демарша Рисы? И как далеко она намерена зайти, чтобы вернуть себе их расположение?

Роберта покидает подвал, оставив Кама заканчивать тренировку; но у него душа больше к этому не лежит. Однако он тоже уходит не сразу: несколько мгновений он изучает своё отражение в зеркальной стене.

Первое время после сплетения, Каму не давали смотреться в зеркало; рубцы на его теле были тогда похожи на грубые верёвки – страшное зрелище. От них остались лишь тончайшие, гладкие швы; и теперь Кам не пропускает ни одного зеркала. Он чувствует себя слегка виноватым оттого, что так любит любоваться собой, вернее, телом, которое было ему даровано. Он обожает своё тело, но, как это ни покажется странным, не себя самого.

«Если бы Риса любила меня – по-настоящему, без принуждения – вот тогда я смог бы замостить эту пропасть и обрести душу» .

Он знает, что ему надо сделать, чтобы завоевать любовь Рисы; и теперь, когда Роберта улетит за пять тысяч миль, он может приняться за работу без оглядки на её настырную слежку. Хватит, он слишком много времени потратил впустую.

Кто мы? Мы те, кто делает два шага вперёд там, где все остальные делают шаг назад. Мы – миг между биениями нового сердца твоего отца и бриз, осушающий слёзы несчастного ребёнка. Мы – молот, разбивающий стеклянный потолок продолжительности жизни и вколачивающий гвоздь в гроб смертельной заразы. В море неуверенности мы служим голосом разума; и в то время как другие обречены заново переживать прошедшее, мы с вызовом смотрим в будущее. Мы – свет раннего утра. Мы – шёлковая синяя завеса звёздного неба. Мы – «Граждане за прогресс». И если вы никогда не слышали о нас – что ж, так и должно быть. Это значит, что мы хорошо делаем своё дело.