В Бирюк - Обмасонивание [СИ]

Мой город, не удушаемый петлёй крепостных стен, застраивается «пятнами»: вот — известковый карьер, вот — печи, вот — склад готовой продукции, а вот — Окские хлебные склады. Сюда сгружают зерно, приходящее по Оке. И тут же — сушилки, веялки, разделяющие зерно, наплавная мельница для ежедневного помола, дальше, рядами по сухому косогору — ссыпные ямы. Ещё одна линия для подготовки семенного зерна с вымачиванием в солёной воде. И ещё одна — для зерна элитного, которое ручками перебирают.

Внутри «пятна» — «технологический узел», основное и вспомогательные производства, жилые зоны. «Рабочий посёлок»? Слободки? «Кузнецкий мост»?

Между «пятнами» — пустыри. Пространство сведённого леса, перепаханное, превращённое в выпасы и сенокосы. Скотины в городке много — надо подкармливать. Поддерживать на пустырях, да и в самих пятнах застройки, чистоту и порядок — не просто. Но — стараемся. Санитария и пожаробезопасность форева! Обилие приучаемых к порядку новосёлов даёт достаточно дешёвого простого ручного труда. Заодно и ума-разума набираются: нагадил неуместно — подбери и отнеси. Марш-бросок всей ротой для закапывания обнаруженного на ВПП окурка — не применяем. Поскольку — ни ВПП, ни окурков. Но — сходно.

Внешний периметр — контрольно-следовая полоса. Виноват: пожарозащитная. Вот мне только лесного пожара не хватает! Пашем, чистим. Обходим дозором.

Моря — нет, на Гвидона, который в младенчестве бочкам днища вышибал — я не тяну, лебедей с чешуйчатыми братцами… не имеем.

Сами таких рОстим. Огнедар, который эти патрули гоняет, седин для «блистания» ещё не вырастил. А остальное похоже: «Все потом домой ушли».

Главное отличие моего города — население. Оно — «кочующее». Есть на «Святой Руси» кочующие земледельцы, появились и кочующие горожане.

Основная масса — учащиеся. Разных форм и направлений обучения. Кого учат задницу подмывать, кого — заводы и города ставить. Кто к чему стремление и способности проявит.

Каждый год приходят сюда, после фильтрационных пограничных пунктов, множество людей. Учатся, меняют, по мере желания и соображения, моих и их собственных, образ жизни. И, в большинстве своём, отправляются дальше. Кто — сучкорубом на лесоповал, кто — плотником в новые погосты, кто — грузчиком на пристани. Некоторые остаются здесь в работниках. Отработав необходимое, просятся, обычно, в крестьяне. Других же, кто не проявил особых талантов, мы и сами подталкиваем.

Весна. Люди отправляются дальше. В городе, как в маршевом батальоне, остаётся только постоянный состав. Этих тоже обновляем. Но не столь массово. Их места занимают лучшие из пришлых.

Одним из следствий такого режима является особенность застройки: у меня мало частных домостроений. Много промышленных, складских, учебных… казармы, бараки, бани… А вот «частных усадеб»… есть. Но мало.

Поджидавшая уже дворня бегом приняла коней, лекари увели раненных, а я с остальными потопал в свою воеводскую баньку.

В предбаннике один из гридней таскал за ухо мальчишку-прислужника:

— Это што? Это почему? Всякое бабьё место заняло, доброму молодцу и помыться с похода негде!

На лавке аккуратно сложены два женских одеяния. Чёрных. Странно: монашеские цвета у меня мало кто носит.

— А чё нам бабьё?! Мы и с бабьём помоемся. И с мыльцем, и с удовольствие. Сща они нас так… сла-аденько. И попарят, и намылят, а мы им…

— Болтун. После сегодняшнего — тебе б только стоя не уснуть. Как коню в стойле. Ты глянь на соседа, не то что головку — и головёнку не поднимет. Да уж, ломанули мы ныне. Ежели у кого и встанет, так только у воеводы. Да и то…

Не то, чтобы это был вопрос. Но некоторое сомнение в моих способностях звучало. И — обосновано: последние трое суток мы непрерывно двигались. На обратном пути от Сарова не обошлось без… негораздов, пришлось повоевать малость. Сперва придурки за нами побегали, потом мы за ними погонялись. Ребята, и вправду, просто падают с ног. Им полчаса в тепле — сплошной храп будет.

А сам? — Сам… покачивает. В голове… туманно несколько. Но — огурцом. Беломышнутость моя… позволяет втрое.

С другой стороны — и спрос с меня больше.

Одна из причин, заставляющая моих парней выдерживать изнурительные марши — уверенность в моей беспредельной выносливости, в том, что командир не заснёт, не ошибётся, ничего и никого не забудет, не бросит… Репутацию надо поддерживать.

— Разоблачайтесь. Герои немытые.

Парни начали стаскивать себя вооружение и обмундирование, мгновенно теряя подвижность и говорливость, а я как был: в кафтане, мечах, сапогах… протопал из предбанника сквозь мыльню в парилку.

Темноватенько, жарковатенько, свечечка, ковшики… И две голые женщины, забившиеся на полке к дальней стенке. С вениками в руках. Одна… знакома. Едрить-кузьмить-выволакивать…

— Здравствуй, Софья. Что-то ты веник чудно держишь. Никак биться собралась?

Увидеть Софью здесь я не ожидал. А увидев — не обрадовался.

Не-не-не! Она — дама вполне… И с перцем, и с изюминкой. «Приятная во всех отношениях». Но — с высокой концентрацией подъелдыкивания и уелбантуривания.

— Софочка, если я соблазню твоего мужа, мы останемся друзьями?

— Нет.

— Мы станем врагами?

— Нет.

— А что же тогда?

— Мы будем квиты!

Понятно, что соблазнять друг у друга мужей мы не можем. Ввиду отсутствия оных. Она — в разводе по обету, я вообще… обхожусь как-то. Но мужчин соблазняем. Она — своими прелестями и хитростями, я — сытой жизнью и картинами «светлого будущего по-попандопульски».

Постоянное ожидание конфликта. Из-за людей, ресурсов, денег… власти. Я её не пускаю. К «кормилу». И постоянно чувствую невысказанную, но присутствующую мысль: «Мы будем квиты!».

У неё ничего нет! Кроме разума, души, тела… И это уже много. Я сам так начинал — понимаю.

Причём враждебность — отсутствует. Просто, по её мнению, моё дело — бежать в оглоблях, звенеть бубенцами и радоваться счастью. Счастью иметь в возницах её. Единственную и неповторимую.