Орсон Петерсен - Работа над ошибкой [litres]

Безлюдное фойе, свободные крючки гардеробных вешалок, и никаких звуков музыки, чего в будние дни практически не случается. Разве что по ночам. «В школе выходной, – подумал Эмиль и направился к кабинету Яна. – По выходным образовательные учреждения окунают тебя в совершенно особенное состояние. Тихо. Чисто. Все двери заперты. Подошвы ботинок посвистывают от трения с наливным полом. Они, конечно, свистят и в другие дни, но не так заметно. Из-за отсутствия людей помещение совсем иначе поглощает звук: отскакивая от голых стен, он разлетается эхом по коридорам здания. Я помню еще с первых учебных времен это чувство, когда идешь в школу в выходной день. Дополнительный урок или внеплановое собрание класса, не важно. Тебе не нужно рано вставать, ты не несешь с собой полный комплект школьных принадлежностей, а только ручку и тетрадку, которые с легкостью помещаются в кармане куртки. Ну, может, еще учебник. Но даже ради него никто не станет тащить рюкзак или портфель, которые лично у меня прочно ассоциировались с серьезной нагрузкой. В такой день ты можешь одеться по-другому. Надеть свитер вместо школьного пиджака, вместо туфель кроссовки. И все в таком духе. Повседневный стиль с акцентом на удобство вместо рабочей формы. Такие занятия даже не воспринимались как мучение, поскольку случались нечасто, продолжались недолго и, как правило, проходили в расслабленном режиме. Примерно того же я жду от сегодняшней встречи со Львом. Мы формально поговорим о том о сем и разойдемся. Меня отвезут домой, и я спокойно займусь своими делами».

Времянкин вошел в кабинет и с порога ощутил терпкий запах дорогого парфюма. На парте стоял кожаный портфель, на спинке школьного стула висело сложенное темно-синее пальто. Хозяин вещей отсутствовал. «Лев уже здесь, – домыслил Эмиль. – Так… Наша последняя встреча обернулась моим унижением. Хотя для Гроссмана я совсем другой человек. И хватит об этом…»

Эмиль подошел к инструменту и сел на приставленную к нему банкетку. Он посмотрел в сторону окна. Через узкую щель приоткрытой форточки в помещение влетали одинокие снежинки и звуки улицы. Весь ряд вертикальных жалюзи был сдвинут к углу. Длинные ленты бежевой ткани, свисающие с потолка, слегка покачивались на ветру и, тихо шебурша, поглаживали друг друга. Времянкин опустил взгляд к полу и обнаружил под ровной границей жалюзи пару потертых носов кожаных туфель. Сердце мальчика забилось чаще, ладони тут же покрылись влагой. Он узнал туфли Яна, а воображение живо дорисовало и самого учителя, прячущегося за плотным скоплением широких ламелей. Помимо ветерка, качающего полоски ткани, и торчащих носов туфель, на помощь фантазии приходила тень, застрявшая в том углу. «Не может быть…» – внушал себе Эмиль. Он осторожно сполз со скамьи и направился к механизму управления жалюзи, расположенному на противоположном конце карниза. Он взялся за регулирующую цепь, крепко сжал в потном кулачке пластиковые бусины, резко вдохнул и дернул веревку на выдохе. Ламели с грозным шипением выстроились в ряд вдоль окна, обнажив соседний угол. На полу сиротливо стояла пара классических туфель. Эмиль аккуратно приблизился к ним и провел рукой по пустоте над обувью. «А вдруг? – промелькнуло в голове мальчика. – Невидимый Ян – это было бы слишком».

– Эмиль! – послышался знакомый голос.

Мальчик вздрогнул и обернулся: на пороге стоял стиляга Гроссман и тряс мокрыми кистями рук.

– Ой! – удивился он. – Какая у тебя маска…

– Это ненадолго, – ответил Времянкин и направился к инструменту. – Через неделю можно будет снять. Повредил нос… – пояснил он.

– Беда… Болит?

– Нет.

Лев потер ладони друг о друга и прошел к столу.

– Меня зовут Лев.

– Эмиль.

– Замечательно. Итак, я буду помогать тебе с подготовкой к конкурсу. И я буду представлять тебя в Штатах как твой педагог.

Эмиль кивнул.

– Сегодня девятнадцатое. Осталось полтора месяца, плюс-минус. Это шесть недель. Будешь заниматься три раза в неделю, здесь, в этом кабинете, либо со мной, либо с моими помощниками.

Эмиль снова кивнул и под скрипы баритона Гроссмана унесся в свои мысли: «Я знаю стиль преподавания Льва. Совсем не то же самое, что у Яна. Лев – закоренелый консерватор. Поисками новых форм никогда не интересовался. Все строго по школе и никаких экспериментов. Из-за этого у нас частенько возникали проблемы. Казалось, он давно охладел к творчеству. А может, и вовсе никогда не горел им. Он был посредственным педагогом и средним пианистом. Но как минимум один талант у него имелся – способность адаптироваться, подстраиваться под обстоятельства. Благодаря этому качеству он смог сделать приличную карьеру, дослужившись до звания профессора музыки. Плюс ко всему, Лев руководит одним из самых известных джазовых оркестров в стране. По идее, на начинающего пианиста это должно произвести серьезное впечатление, особенно если взять во внимание холеный вид столичного профессора. Но я-то не начинающий. Стреляного воробья на мякине не проведешь. Оркестр, кстати, очень скучный, но обширные связи удачливого импресарио с легкостью перекрывают этот недостаток. Успех коллектива во многом зависит от деловых качеств Гроссмана и почти никак от качества музыки. Лев давно понял, что большая часть платежеспособной аудитории попросту не разбирается в джазе. Им нет дела до творческих находок и изысков. «Просто будьте приятными и респектабельными и играйте что-нибудь не требующее особого понимания. Так, чтобы, придя на ваш концерт, зрители могли в полной мере ощутить успех, напитаться престижем», – помнится, так он говорил».

– Простите, разве вы не специализируетесь на джазе? – прервал Эмиль своего собеседника.

– Ммм… Я специализируюсь на музыке. И на классической в том числе. Если ты об этом… А что?

Лев присел на край парты, сложил руки на груди и скрестил вытянутые ноги.

– Да нет, ничего, мне, в общем-то, все равно. Программа собрана. Теоретически мы могли бы даже не тратить время на встречи в классе. Я знаю, что делать, и сам репетирую по шесть часов в день. Дорога от дома и обратно будет отбирать драгоценные минуты. За шесть недель они скопятся в потерянные часы, которые я мог бы уделить самостоятельной работе. Давайте так… Я продемонстрирую вам свой нынешний уровень, вы скажете мне, над чем поработать, и мы встретимся уже в аэропорту.

– Хм…

Лев дошел до окна, закрыл форточку и не спеша вернулся к парте.

– Возможно, ты не в курсе, но музыканты выстраиваются в очередь, чтобы просто встретиться со мной… Мое время стоит бешеных денег.

– С детского сада избегаю очереди, – парировал мальчик. – И потом, это вы приехали ко мне, а не наоборот.

Лев усмехнулся от дерзости ученика.