Орсон Петерсен - Работа над ошибкой [litres]

Вроде бы все в порядке, и я двигаюсь в заданном направлении, но мне не радостно.

Алена и Родион пошли в кино. До сих пор не вернулись. Надеюсь, они хорошо проводят время.

Не стану их ждать. Лягу спать пораньше.

Утром после привычных процедур Эмиль, как обычно, решил приготовить завтрак для домочадцев, пока те еще спали. Обнаружив, что закончился хлеб, он отправился в булочную.

Ночной морок еще не до конца рассеялся, и фонари еще горели. Во дворах с гулким рокотом прогревались моторы машин. Сигналя домофонами, сонные единички выходили из подъездов и шли по своим делам.

Купив свежего хлеба, Эмиль возвращался домой. Он подошел к крыльцу, и в этот момент к звукам зимнего утра прибавился протяжный вороний крик. Мальчик никак не отреагировал. Во второй раз прокричал ворон. Времянкин приложил магнитный ключ к домофону. Он уже начал открывать дверь, как вдруг за его спиной послышалось:

– Мяу.

Мальчик обернулся, но не обнаружил поблизости никого, кто мог бы произнести это.

– Мяу, – повторилось откуда-то сверху.

Эмиль поднял голову: на высокой березе, растущей напротив подъезда, висел ворон. Он болтался вниз головой, держась лапками за голую ветку.

– Мяу, – снова пискнул ворон.

– Ну и птица…

Времянкин приблизился к дереву и повел взором вверх по стволу. «Какое же оно большое, я и не замечал», – подумал Эмиль. Он сунул руку в бумажный пакет и отломил от теплого еще хлеба хрустящую краюшку. Мальчик вытянул руку перед собой, раскрыв ладонь с угощением, приглашая ворона полакомиться.

– Гули, гули. Цыпа-цыпа. Кис, кис, кис.

Ворон отцепился от ветки, спланировал вниз, сел на руку Эмиля и принялся клевать угощение. Времянкин сразу заметил письмо, прикрепленное к лапке птицы. Свое он крепил куском липкой ленты, а это обвязано красной нитью. Его послание было на желтоватой бумаге, а это – на белой. «Нитка – это не удобно, – подумал Эмиль. – Рвать ее, что ли?» Мальчик осторожно повернул ворона и обнаружил узелок, завязанный бантиком. Изловчившись, он потянул за ниточку. Узелок развязался, и скрученный клочок бумаги сполз по лапке почтаря. Эмиль аккуратно стянул послание и сунул его в карман, чтобы прочитать позже, когда рука освободится от тяжелой птицы.

– Ну как, вкусно?

Мальчик погладил ворона по затылку. Тот не сопротивлялся.

– Вкууууусно, – протянул Эмиль.

Ворон склевал угощение, вспорхнул и улетел. Эмиль проводил птицу взглядом, опустил замерзшие руки в карманы и побежал в дом.

Времянкин решил взглянуть на записку, когда ехал в лифте. Он достал из кармана маленький свиток и развернул его. Там было всего два слова. В тусклом свете лифта, щурясь, Эмиль с трудом разобрал – ТВОЯ НОЧЬ. «При чем здесь ночь?» – задумался он. Лифт приехал на седьмой этаж, мальчик вышел из кабины. Он спустился по лестнице на шестой этаж и вошел в квартиру.

Алена и Родион уже бодрствовали. Они разговаривали друг с другом из разных участков квартиры: Алена из кухни, а Родион из своей комнаты. Разуваясь в прихожей, Эмиль оказался посреди беседы.

– Родион, ты заправил постель? – спросила Алена, гремя посудой.

– Мам, ну какой в этом смысл? Вечером снова расправлять.

– А какой смысл в умывании? В приеме пищи, в одежде?

– Умывание – гигиена. Иначе можно подхватить что-нибудь. Пища… Ну тут как бы все понятно. Без одежды холодновато было бы, я думаю.

– Что-то ты шибко умный стал. Заправь постель и не спорь.

– Зачем я это делаю каждый раз? Вот зачем?

– Затем, что я так сказала.

Из комнаты Родиона донеслось громкое цыканье. Избавившись от верхней одежды, Эмиль направился в кухню. Алена накрывала на стол, когда вошел брат.

– Это просто поразительно! – тихо удивился он. – Одно и то же, одно и то же.

– О чем ты?

– Я помню, как в разговоре с родителями примерно теми же словами оправдывал свое нежелание заправлять постель. Дескать, вечером все равно ложиться.

– И что они говорили?

– Да примерно то же, что и ты сейчас. Практически слово в слово. То есть они были абсолютно не готовы к борьбе с возражениями и поэтому просто, как и ты, требовали исполнения.

– Ну и правильно.

– Может, правильно, а может, и нет. Вопрос тем не менее остается открытым.

– Какой вопрос?

– Зачем заправлять постель?

Алена разливала чай по чашкам. Эмиль положил пакет с хлебом на скатерть.

– За хлебом ходил.

– Я так и поняла.

Рядом с пакетом мальчик оставил записку, принесенную вороном.

– Давайте завтракать, – объявила Алена и облизнула палец, испачканный чем-то съедобным.

Она подняла взор к потолку. Вместе со взглядом поднялась и громкость ее голоса.

– Родион, иди завтракать!

– Иду, – крикнул из комнаты сын.

– Потолок этот… – с досадой произнесла Алена и посмотрела на стену. – Да и стены тоже.

Судя по всему, ей не понравилось состояние побелки и обоев.

– Помою руки. – Эмиль вышел из кухни и направился в ванную комнату.

«Кто там? Твоя ночь. Что это значит? Игра? Загадка? Твоя ночь. Почему ночь? Бывшая ночь или предстоящая? Моя ночь. Моя. Ночь в мою честь? Кто там? Ночь в твою честь. Бред какой-то. Кто там? Ночь. Ночь говорит со мной? Твоя ночь. Твоя любящая ночь? Как подпись? Ночь. Моя», – мысленно перебирал варианты Эмиль. Он тщательно вымыл руки, вытер их полотенцем и вернулся на кухню.

Алена и Родион уже завтракали. Эмиль взобрался на свое привычное место. Он отрезал от бруска сливочного масла тонкую пластинку, положил ее на дымящуюся поверхность каши и принялся помешивать овсянку.

– Твоя дочь. Что это? – поинтересовалась Алена.

Она взглядом указала брату на клочок бумаги, лежащий рядом с ее тарелкой.

– Что? – переспросил Эмиль.

– Тут написано. Твоя дочь. Что это? Шпаргалка?

– Твоя ночь, может быть?

– Да нет. Твоя дочь.

Эмиль развернул записку. При ярком освещении слова хорошо читались. Там было отчетливо написано – ТВОЯ ДОЧЬ. Почерк был неуверенный, детский. Печатная буква «Д» плясала над воображаемой строчкой и действительно слегка напоминала смазанную «Н». И все же это была буква «Д».

«Кто там? Твоя дочь. Дочь. Твоя. Моя, стало быть, дочь. У меня есть дочь? Может ли эта фраза иметь какой-то иной смысл?» – размышлял Времянкин. Он задумчиво водил ложкой по тарелке. Как живое воплощение маятника Фуко, очерчивал исчезающий в каше круг. «Умеет писать. Сколько ей может быть лет? Пять? Шесть? Десять? – Эмиль снова взглянул на послание. – Почерк слишком детский. Где я был в последние десять лет? Все время в столице. Кочевал с места на место. Лена? Нет, нет, у нее сын растет. Рыженькая? Как ее звали?.. Катя. Нет. Ольга. Катя, точно. Она? А кстати, Ольга? Блондинка, футболистка, ртуть-девка. Мы виделись раза три, я ее смешил. Занимались любовью на стуле. Это было… Прекрасно. Она мне нравилась. Почему мы больше не встречались? Уже и не помню. Так! Ближе к теме. Дочь. Ольга мать? Возможно. Кто еще может быть? С ходу на ум приходят еще две кандидатуры. Стоп! А почему я не рассматриваю вариант ошибки? Возможно, я не тот, за кого меня принимают. Мог ли ворон ошибиться, выбрав меня? Сомневаюсь. Почтовый ворон – небылица. Эта птица непростая. Сказочная. У меня есть дочь, и она ищет меня».