Орсон Петерсен - Работа над ошибкой [litres]

– Эмиииль! – нараспев протянула Алена, потеребив брата за рукав.

– Что?

– Я к тебе уже в четвертый раз обращаюсь. Ты меня не слышал?

– Нет.

– М-дааа.

Алена улыбнулась.

– У парня плохо с ушами. Бетховен, короче, – пошутил Родион.

– Так, а ты не комментируй. Жуй давай. А за Бетховенахвалю, к месту вспомнил. Эмиль ведь тоже пианист и композитор.

– Я в курсе, мам.

– Задумался, извини, – оправдывался Эмиль.

– Не нужно извиняться. Со всеми бывает. Но ты крепко задумался, братец. О чем-то очень важном, видать. Мне кажется, уже можно перестать месить кашу и начать есть, если только ты не решил ее взбить.

– Да! Нам выходить через час. Нужно поторопиться.

Эмиль приступил к завтраку.

За два часа до начала репетиции из столицы приехала съемочная группа, чтобы сделать репортаж об Эмиле. Съемка проходила прямо во Дворце культуры. По сценарию Времянкин должен был ответить на несколько вопросов ведущей, рассказать немного о себе, а после провести репетицию перед камерами. Режиссер хотел показать мальчика с разных сторон: в быту и на сцене за работой.

Шла подготовка к интервью. Осветительные приборы и две камеры установили в обеденном зале кафетерия ДК. Молодая журналистка и Эмиль сидели друг напротив друга за накрытым столом. На стул Эмиля уложили несколько подушек, прежде чем усадить парня. Наконец добились того, что мальчик возвышался над столешницей. На скатерти стояли чашки с чаем, вазочки со всевозможными сладостями и шоколадный торт. Эмиль просил кофе, но режиссер не разрешил, сославшись на то, что нельзя показывать семилеток, употребляющих кофеин.

– Почему? – удивился Времянкин.

– Вообще-то кофе не для детей.

Вряд ли Эмиль стал бы пить в таком положении, особенно горячие напитки. Вероятность облиться была слишком велика. Его бы устроил и кофейный аромат, но режиссер запретил. Стремление последнего подчеркнуть возраст Времянкина стало особенно заметным после того, как он распорядился поставить перед мальчиком креманку с разноцветными шариками мороженого. Очевидно, постановщик планировал умилить зрителей неисправимым сладкоежкой, падким на все разноцветно-сахарное. В итоге от мороженого пришлось отказаться: сначала оно потеряло вид, растаяв под жаром осветительных приборов – его заменили, – затем обнаружили, что креманка загораживает от камеры половину лица героя.

Пока оператор прорабатывал узор светового пятна за головой мальчика, режиссер проверял звук.

– Мне надо услышать петлички, – обратился он к ведущей. – Вика, поговорите.

– Хорошо, – кивнула девушка и повернулась к Эмилю: – Привет!

Она смотрела на Времянкина и улыбалась. Белоснежные зубы, чувственные губы, покрытые блеском, ямочки на щеках, слегка вздернутый нос, синие глаза, каскад из русых волос. «Красивая. Очень. Ммм, и пахнет волшебно. Я бы занялся с ней любовью», – думал Эмиль.

– Привет! – ответил он.

Его глаза поблескивали, словно масляные. Времянкин сдул челку со лба и откинулся на спинку стула.

– Меня зовут Виктория.

– Рад знакомству, Виктория. Меня зовут Эмиль.

Он сверлил журналистку взглядом, его уста изогнулись в лукавой усмешке.

– Еще поговорите, – вмешался режиссер.

– Ваша улыбка похожа на восход Солнца. Перламутровое сияние белоснежных зубов и губы цвета зари. С этого момента каждый раз, когда я буду думать о красоте природы, буду представлять ваше улыбающееся лицо как символ жизненной энергии, – неожиданно выдал Эмиль, глядя прямо в глаза девушке.

– Спасибо! – слегка опешив, выговорила она. – Это приятно.

Ведущая рассмеялась.

– Учитесь, мужчины! – обратилась Виктория к съемочной группе.

– Будь я постарше, попытался бы завоевать ваше сердце. Мое – уже принадлежит вам. Считайте, что это ваша очередная победа, Виктория.

Девушка была и удивлена, и смущена одновременно. Она отвела взгляд в сторону и принялась обмахивать ладонью раскрасневшееся лицо.

– Тут очень жарко, по-моему. У меня лицо горит?

– С твоим лицом все в порядке, – произнес режиссер откуда-то из-за камеры. – Эмиль, пожалуйста, перестань смущать ведущую. Да и нас тоже – мы все слышим.

Времянкин повернулся на голос и увидел сестру, расположившуюся у границы кадра, рядом со съемочной группой. Алена наблюдала за братом и, покачивая головой, иронично улыбалась. Эмиль улыбнулся в ответ.

– Простите, я больше не буду.

– У меня все готово, – отчитался оператор.

– Эмиль, ты готов? – уточнил режиссер.

– Готов.

– Виктория?

Ведущая поправила волосы рукой, проморгалась несколько раз и направила взгляд на мальчика.

– Готова.

– Камера?

– Идет, – подтвердил оператор.

Виктория и Эмиль смотрели друг на друга, в ожидании распоряжения режиссера. Беззвучно артикулируя, ведущая сказала: «Спасибо».

– Можно! – скомандовал режиссер.

– Здравствуй, Эмиль, – будто включилась Виктория.

– Здравствуйте.

– Прежде всего поздравляю тебя с победой в престижном конкурсе!

– Благодарю.

– Серьезное достижение. Это было трудно?

– Ну… Тяжело в учении, легко в бою. Я упорно трудился, поэтому был готов к выступлению, хотя волнение, безусловно, присутствовало.

– Ты много занимаешься. А как насчет веселья? Успеваешь поиграть с мальчишками во дворе или сходить в кино?

– Привычные детские развлечения меня, если честно, не интересуют. Мне нравится учиться, узнавать новое, самосовершенствоваться. Могу часами сидеть за инструментом или за учебниками. Мне приятно осознавать, что я становлюсь лучше. К тому же мне повезло с педагогами. И в общеобразовательной школе, и, конечно же, в музыкальной – мне достались замечательные преподаватели. Люди готовы тратить свое время, готовы делиться ценными знаниями, передавать опыт. Я благодарен им за это и с жадностью впитываю все, что мне дают. Многие дети с пренебрежением относятся к учебе, предпочитая игры. У меня все наоборот.

– Ты рассуждаешь совсем как взрослый.

– Просто я ценю время. Жизнь коротка, и нельзя растрачивать ее на ерунду.

– Неужели не хочется иногда совершить какой-нибудь непрактичный поступок? Сделать что-то бесполезное, но приносящее удовольствие.

– Например?

– Скажем, залезть на дерево или прыгнуть в сугроб. Скатиться на санках с горы, например.

– Нет. Подобные вещи не приносят мне удовольствия. Вы сами назвали их бесполезными.

– У тебя есть друзья, Эмиль?

Времянкин задумался.

– Моя сестра. Алена мой лучший друг. Она заботится обо мне и поддерживает во всем. Она прекрасный человек, я ей полностью доверяю.

– А со сверстниками общаешься?

– В этом нет необходимости. То есть я их, конечно, не избегаю, просто не стремлюсь иметь много друзей.