Эдуард Веркин - Звездолет с перебитым крылом [litres]

– Фосфору в состав слишком много добавил, – прокомментировал Лютер. – Бывает.

Покатавшись немного по земле, Ярослав успокоился и сказал, что такое частенько случалось и с настоящими спичками, что говорить – технология несовершенна, он потрогал обожженное ухо пальцем.

– Это у кого-то руки несовершенны, – намекнул Лютер. – Чересчур гипертрофированы… Огниво?

Но в тот день Ярослав не собирался сдаваться.

– Обойдусь без огнива, – заявил он.

После чего вытянул из деревянной кобуры «маузер», а со дна кобуры несколько патронов.

– Сейчас пороху добуду, – пояснил Ярс. – Сейчас…

– Не стоит, – Лютер попробовал воззвать к разуму. – Поедим так, всыромятку, туча лезет…

Я его понимал. Рисковать ушами больше не хотелось, поэтому мы с Лютером солидарно высказались за поедание запасов барона Толя в холодном виде.

– Ярс, есть уже охота, – добавил Лютер.

– Некоторые считают, что экспедиция барона Толя провалилась как раз из-за этого, – пробурчал Ярс. – Питались неразогретыми консервами.

– Ерунда, – махнул рукой Лютер. – Их сожрали гигантские полярные медведи, все знают.

– Потому что они не разогревали консервированные щи! – парировал Ярослав.

Печально сплющил пальцами и отбросил в сторону патрон, с разочарованием засунул «маузер» за пояс и раздал нам деревянные ложки-самоструги.

– От холодных щей случается черная ипохондрия, – Ярослав постучал ложкой по лбу. – Надо быть осторожнее.

После чего он разорвал еще две банки, Лютеру и мне. И приступили к обеду.

«Щи с мясом и кашею» оказались вполне съедобным блюдом. Вкусным и в неразогретом виде. Ярослав ел жадно, роняя с ложки на штаны кашу и капусту, тут же подбирая и забрасывая в рот. Лютер, глядя на это варварство, заметил, что Ярославу, как радикальному пуристу и ценителю всего подлинного, не пристало с таким видимым удовольствием поглощать реплицированные консервы, поскольку это нарушает пуристические догмы и оскверняет ортодоксию, или Ярослав пурист только в вакации?

Ярослав отвечал, что пурист он всегда, но в каникулы гораздо пуристичнее, чем, допустим, в мартовские иды. А вообще-то Лютеру, как десантнику и Страдивари бронзовых свистулек, стоит помнить: репликация – это тебе не матричная печать, это технология совсем другого порядка, это практически волшебство, колдовство, магия…

Они спорили, как часто спорили за едой, а я смотрел на тучу. Не нравилась мне она. На губку похожа, набрала воды над заливом и теперь прет к нам, порадовать дождичком. А я дождичек не люблю, я за солнце. Туча приближалась, пожалуй, минут через двадцать она зависла бы над замком, но этого не случилось – из неба вывалился ховер.

Ховер поравнялся с тучей, рассек ее и рванул к замку на практически звуковой скорости. Туча разъехалась на две неравные части, перемычка между ними натянулась, но не лопнула вовсе, и теперь туча ползла на нас, похожая на чугунную гантель.

– Да уж, – сказал Лютер.

– Определенно, – согласился Ярослав.

Ховер падал. У меня нет допуска на управление, но даже я знаю, что заходить на посадку надо по глиссаде. А садиться приемом «кровь из носу» могут или те, кто вовсе летать не умеет, либо…

Курсанты Академии Циолковского.

Кажется, Лютер и Ярослав тоже это поняли – они перестали смеяться и мрачно переглянулись, предчувствуя.

Впрочем, через секунду, когда ховер опустился ниже, и я тоже понял – на брюхе машины скалилась острыми зубами озорная оранжевая тыква.

– Жуткой жучке снится взбучка… – пробормотал Ярослав.

Секунды за две перед землей ховер запустил двигатели, завис, поднял пыль, задрал корму, мягко и точно приземлился. Ярослав сломал ложку, отбросил в сторону.

– Хотели отдохнуть по-человечески… – произнес с сожалением Лютер.

Фонарь ховера сполз на нос, и на траву спрыгнул сам Жан Тыквер. Тыквер, судя по беззаботной улыбке, пребывал в лучезарном состоянии духа, он окинул взглядом окрестности, вздохнул, почесался, сделал несколько снимков на модный в этом сезоне пленочный фотоаппарат и лишь потом заметил. Он дружественно помахал рукой и лениво направился к нам.

Вслед за Тыквером из ховера выкатились его сподручные, Антон Цэ и Олег Некто. Они улыбались, вернее, ухмылялись, кивая в нашу сторону и ехидно перемигиваясь. Все трое были обряжены в пятнистые камуфляжные комбинезоны, на ногах высокие ботинки на толстой подошве, на головах черные береты. Весь этот гардеробчик мне ничуть не показался, с какой радости эти трясолобы обрядились в воинственные одежды? Наверняка у них есть идея .

За что я недолюбливаю курсантов Академии Циолковского – у них то и дело возникают идеи.

Тыквер со товарищи приблизился и нагло сфотографировал нашу трапезу, снабдив это надлежащим комментарием:

– Да вы, гляжу, храбрецы! Испытываете на себе старинные кошачьи консервы!

– Это не кошачьи… – возразил Лютер.

Что, конечно, было ошибкой, Антон Цэ обидно мяукнул, Олег Некто сурово высморкался в кулак.

– Собачьи? – сочувственно спросил Тыквер. – Понимаю, понимаю, дай, Джюс, на счастье лапу мне…

– Что надо? – неприветливо поинтересовался Ярослав.

Ярослав взял алюминиевую миску и принялся сворачивать ее в трубочку, затем разворачивать в блин.

Тыквер бухнулся на скамейку, Цэ и Некто остались стоять.

– Зачем свалился? – спросил Ярослав.

– Затем, что я гуманист, – сказал Тыквер. – Я законченный гуманист. Я безнадежен, как Торквемада…

Тыквер, видимо, не очень помнил гуманистов.

– То есть я хотел сказать Монте…

– Монтекристо! – вставил Олег Некто.

Лютер хихикнул.

– Монтескье, – закончил Тыквер. – Я такой же гуманист и человеколюб.

Лютер и Ярс смотрели на Тыквера напряженно.

– Мы были недавно в Академии, – продолжал Тыквер. – Там все так вас жалеют, так сочувствуют…

– Чему? – мрачно спросил Ярс.

– Вашему фиаско! – вставил Антон Цэ.

Лютер свистнул в гильзу.

– С кем не бывает… – поморщился Тыквер. – Многие в Академии говорят, что эта неудача нанесла удар по вашей репутации…

– По вашему самолюбию, – добавил Некто.

– По вашим амбициям, – добавил Цэ.

– Мне кажется, погода летная, – заключил Ярс.

И угрожающе грохнул пальцами по столу.

– Предлагаю новое пари, – сказал Тыквер.

Он поднялся со скамейки.

– Не слушайте его, – вмешался я.

Тыквер хитер, и это не новое пари, это новая ловушка. Тыквер, Цэ и Некто явно заманивали нас в капкан.

– Не слушайте его, это западня, – повторил я. – Они придумали…

Цэ и Некто переглянулись и шекспировски расхохотались.

– Вы что, слушаетесь землехода? – с презрением спросил Некто.

– Вы стали землеходами! – с удовольствием сказал Цэ. – Загрунтовались…