Ханну Райяниеми - Страна вечного лета [litres с оптимизированной обложкой]

Взгляд Уэста нервно бегал из стороны в сторону.

Питер медленно кивнул. Уэст хотел, чтобы Питер выяснил про дело Камлана, но не осмелился сказать этого вслух.

Это не паранойя, ведь в каждой комнате может находиться невидимый призрак, подглядывая в твои мысли или слушая слова по скрытому эктофону.

– Знаете, – сказал Уэст, – свободнее всего я себя чувствовал, сидя перед пустым листом бумаги с ручкой в руках, готовясь последовать туда, куда приведут меня мысли. В те дни я надеялся увлечь за своими мыслями других людей. Признаюсь, я употреблял кое-какие вещества, чтобы идеи выглядели красочнее. В эфире это прекрасно видно, как мне сказали. И побочные эффекты паршивые, но тогда у меня просто не было времени об этом волноваться. Вскоре я присоединюсь к вам в Стране вечного лета. Наша медицина не так хороша, как была бы, если бы мы не обнаружили Другую сторону. Мы просто перестали ее развивать. Мы с вашей матерью часто об этом спорили.

Он улыбнулся.

– Я многие годы за вами наблюдал, Питер, пристальнее, чем вы думаете. Я знаю, вы способны на то, на что я не способен. Мне хотелось бы, чтобы книга была у вас. Может, во мне говорит тщеславие, но мне кажется, ее стоит перечитать.

Он толкнул «Науку смерти» через стол к Питеру.

– Да, и, пока я не забыл, пожалуйста, передайте Мэнсфилду (я никогда не стану называть его Си) мои наилучшие пожелания. Вообще-то у меня и для него кое-что есть.

После очередной экспедиции в недра своего стола Уэст вручил Питеру склянку с голубой жидкостью.

– Я прекрасно понимаю его восхищение невидимым. Вероятно, вы так и не дочитали эту мою работу. – Он махнул в сторону тонкого зеленого томика на полке. – Сейчас книга выглядит такой устаревшей. Но я получил удовольствие, когда писал последнюю главу, где человек-невидимка Гиффен становится видимым.

Он встал и неуклюже похлопал Питера по плечу.

– А теперь ступайте. По возможности приходите меня навестить.

Питер выдавил слабую улыбку.

– Хорошо. Спасибо. Может, в следующий раз мы сыграем.

Уэст пригладил усы и хлопнул по разложенной на столе карте, на которой стояли солдатики. На карте разыгрывалась «Маленькая война» в Испании.

– Мой дорогой мальчик, а чем, по-вашему, мы занимались все эти годы?

Питер вышел на Даунинг-стрит, в мрачный, жемчужно-серый день, щурясь и дрожа, с «Наукой смерти» под мышкой и склянкой в кармане.

Читай между строк, велел ему Уэст. Человек-невидимка понемногу становился видимым.

Он сел за угловой столик в оживленном кафе, заполненном клерками, и начал листать книгу. Старая бумага пахла ночами чтения в его комнате на Пэлас-террас-гарденс. Он открыл последнюю главу и брызнул на страницу каплю голубой жидкости из склянки.

И тут же между напечатанным текстом появились строчки с четким убористым почерком, написанные синими чернилами. Питер осторожно намочил носовой платок в жидкости и протер страницы, пока запись не появилась целиком.

Дорогой Питер!

Если ты это читаешь, значит, работаешь на Советский Союз. Я знал это еще до того, как увидел рапорт Макса Шевалье о тебе, много лет назад.

Признаю, поначалу это было мне неприятно, но я не собираюсь тебя осуждать. Я понимаю привлекательность упорядоченной, рациональной системы для молодого человека твоего склада. Ведь она притягивала и меня, когда я был еще невинным.

Я также знаю, что именно тебе могу доверить задачу по сохранению загробной жизни.

Позволь мне рассказать все с самого начала. Вероятно, ты в курсе, что я начинал как ученик торговца мануфактурой. Я знаю, каково служить тому, кто имеет больше, и мечтал о лучшем мире. И эти мечты превратились в видения – вторжение марсиан, человека-невидимку. Теперь все это так смешно. Многое из этого было чистой фантазией. Но людям нравилось, и я задумался, не сумею ли создать другие мечты, которые и впрямь изменят мир.

Как и все остальные, я прочитал заметку сэра Оливера Лоджа об озарении на острове Рубо, где он присутствовал на сеансе с медиумом Эвсапией Палладино и попросил призрака разомкнуть электрическую цепь с помощью когерера, изобретенного им для экспериментов с радио. У призрака получилось, он позвонил в звонок и тем самым провозгласил начало Эфирной эры. Великий ученый позабыл о соперничестве с Гульельмо Маркони, и оба занялись созданием аппарата для общения с загробным миром.

Когда Лодж и Маркони начали эксперименты с беднягой полковником Бедфордом, они пригласили меня в качестве репортера, рассказать всему миру историю нашей эпохи. Я был так горд, что выбрали меня, а не мошенника Дойла. Ох, а какую я задумал книгу! «Первый человек в загробном мире», так я собирался ее назвать. Или «Эфирная машина».

В том томике, который ты держишь в руках, ты прочтешь фрагменты этой истории. Как поначалу мы не могли найти способ поговорить с Бедфордом, как он чуть не угас от нехватки праны, как мы пригласили Хинтона, чтобы помог ему визуализировать то место, где он находится, и описать его. Как Бедфорд нашел Летний город и Крепость, набрал отчет с помощью азбуки Морзе, а мы втроем в это время засели в доме в Эссексе, и нас окружала огромная антенна Маркони, похожая на металлическую паутину.

Мои друзья-эсхатологи имели разные мотивы для изучения загробной жизни. Лодж хотел найти сына, а Маркони погрузился в мечты о том, что может дать новая технология. Я же хотел рассказать о покорении смерти и объединить человечество.

А еще я первым задумался о том, что произошло со Старыми мертвыми.

Бедфорд нашел множество угасших душ, но даже самым древним было меньше сотни лет. Мы решили, что людей-призраков поглотили эфирные звери, останки высших животных. Не считая Крепости и города, мы не обнаружили следов развитой цивилизации.

А ведь технологический прогресс в Стране вечного лета должен идти легче, чем в Первом слое эфира, и ограничен лишь воображением и доступностью праны.

И где же тогда великие эфирные цивилизации? Почему Бедфорд не встретил превосходящие нас и более многочисленные цивилизации, не связанные цепями грубой материи? А где призраки-инопланетяне? Почему их нет, если можно мгновенно перемещаться куда угодно одной силой мысли?

У нас возникло множество теорий. Маркони предположил, что четвертое измерение так обширно, что развитые цивилизации уже обратили свои взоры туда, куда не может дотянуться даже наше воображение – вполне сносное объяснение, учитывая, что мысленные путешествия ограничены только способностью к визуализации. Как католик, он склонялся к теории Тейяра о духовной эволюции и вероятной трансцендентности. Лодж возражал, что цивилизация просто исчезла, как у майя, а естественная энтропия довершила процесс.