Денис Килесов - За Хребтом [publisher: SelfPub.ru]

– А что мне делать, если… то есть когда этот проход мы обнаружим? – спросил, наконец, лейтенант.

– Вся группа будет снабжена радиомаяками. В нужный момент любой из них нужно будет активировать, и по этим координатам будет проведена эвакуация с воздуха. На специальном защищенном в соответствии с обстановкой транспорте.

– А что потом?

– Потом? Потом мы положим конец этой войне. Смешаем с грязью Республику траками наших танков. Вы будете вознаграждены. С угрозой Демиругии будет покончено раз и навсегда.

Маленький динамик над тяжелой дверью резко взвыл, резанув Лема по ушам. За секунду легкая дремота улетучилась. С металлическим лязгом сработал запорный механизм, и дверь медленно распахнулась, впуская в могильную тьму камеры полоску искусственного света. Темный силуэт заслонил светлый проход и объявил:

– Арестант Свирягин, на выход, – он для убедительности постучал дубинкой по трубе отопления, вдруг Свирягин очень крепко спит.

Сначала на четвереньки, затем, опираясь руками о холодную стену, Лем с трудом поднялся на ноги. Его колени хрустнули, как у старика, а спина подхватила этот старческий музыкальный этюд. Лем давно уже не ходил дальше камер, в которые его перераспределяли. Кое-как выпрямившись, он подошел к человеку в дверях и вышел в коридор, когда тот уступил дорогу. Снаружи его ждали три охранника в обычной серой форме, четвертый запер дверь камеры и толкнул Лема сзади в спину:

– Вперед. По сторонам не глазеть, – и застегнул наручники на заведенных за спину руках Лема.

Лем послушно побрел за идущим перед ним служителем закона. «Наверное, опять перевод в другую камеру. Уже сколько раз так было, никаких изменений. А ведь я вроде бы что-то там подписывал, на что-то соглашался». Одинаковые ряды дверей с решетчатыми окошками тянулись бесконечно долго. На них не было никаких номеров, коридор все не кончался и, кажется, был длиной в бесконечность.

«Если бы не мерный стук тяжелых подошв сапог охраны, я бы решил, что это все во сне, – подумал Лем, – И ведь мне плели про спасение и службу стране. Болтовня ради моей подписи в каком-то документе? Могли бы и подделать почерк, если так нужно. Да, одно я теперь знаю наверняка – в Демиругии от тебя не зависит ничего, даже твоя собственная судьба».

Лем на секунду поднял взгляд от пола и глянул вперед в надежде увидеть хоть намек на конец этого путешествия по нескончаемому коридору. И увидел, правда, сразу получил подзатыльник сзади и опять уперся глазами в пол:

– Не глазеть, я сказал.

Сначала, когда эти переводы из одной камеры в другую только начались, сразу после того допроса, Лем терпеливо ждал. Он ждал, когда, наконец, его вытащат отсюда люди Конторы. На собраниях всегда говорилось, что даже если революционер попадет в застенки, его рано или поздно вытащат свои. Но камеры менялись, время шло, а помощи не было. Несколько раз Лем оставлял в камерах, которые покидал, тайные послания, чтобы если помощь не успеет и не застанет его там, то будет знать, когда он покинул камеру. Это не помогло. С каждым днем уверенность в спасении таяла, уступая место сначала панике, потом горькому отчаянию, а затем и вовсе серому безразличию. Не было больше никаких допросов, единственными посетителями его бетонной клетки продолжали оставаться молчаливые охранники. Сначала были побои. Да такие, что Лему приходилось потом пару дней отлеживаться без сил на подъем. Теперь же всем стало на него абсолютно наплевать. Лишь переводы осуществлялись с завидным постоянством.

Длинный коридор, в конце концов, закончился еще одной дверью без всяких обозначений. «И как они только здесь сами ориентируются? Я бы сейчас свою камеру и не нашел». Один из охранников подошел к стене и вдавил едва заметную кнопку. Некоторое время ничего не происходило. Все молчали, и Лем впервые решил нарушить тишину:

– Куда на этот раз, начальник? – и осекся под взглядами опешивших от такой наглости охранников.

Тот, кто стоял у стены, положил было руку на дубинку, чтобы как следует проучить потерявшего всякий страх заключенного. В этот самый момент раздался уже знакомый стервозный вой и следующее за ним лязганье замка. Одарив Лема взглядом, обещающим много интересных вещей при первой же возможности, охранник зло процедил сквозь зубы:

– Пшел, Свирягин. На выход.

Стоило Лему оказаться снаружи, как его обдало утренней осенней прохладой и тут же бросило в дрожь. Из одежды на нем была только тонкая тюремная форма, не защищающая от ветра. Лема схватил за плечо какой-то человек и потащил за собой. Небольшой двор, в который его вытащили, был окружен высоким забором из бетонных плит. На самом верху топорщились во все стороны злобные кольца колючей проволоки. Тусклое свинцовое небо давило сверху и создавало ощущение, что это и не улица вовсе, а каменный мешок, из которого нет выхода. Лем мельком обернулся назад и не смог разглядеть, где же та дверь, откуда он только что вышел. Там были лишь выщербленные серые стены. А может, и это показалось.

Человек, буквально тащивший Лема за собой, на ходу спросил:

– Ты ведь Свирягин? Свирягин Лемор? – ему пришлось перекрикивать шум усилившегося ветра.

Лем молча кивнул.

– Тебя уже ждут, шевели ногами, черт тебя подери, – сопровождающий с силой толкнул Лема вперед к черному грузовику, показавшемуся из-за угла. Лем узнал этот грузовик, его бы узнал каждый демиругиец вне зависимости от пола и возраста. Образ этих машин доходил до каждого через слухи. Никто их не видел, но иногда глубокой ночью, если затаить дыхание и притвориться спящим, если подобраться незаметно к окну и прислонить к нему ухо, можно было услышать далекое и еле слышное ворчание двигателей во тьме. Говорят, это и есть «Черный Воронок». Никто из тех, кто его увидел, больше не появлялся на улицах Демиругии. Его личность привычно стиралась и корректировалась, тщательно удалялась из всех письменных источников, а со временем и из памяти людей. Проще забыть личность, ставшую неугодной государству, не слышать ворчания двигателей по ночам и не обращать внимания на исчезновение человека, которого вчера ты мог назвать своим другом. Проще и безопаснее.

Черный грузовик с двухместной кабиной и крытым кузовом стоял без водителя. Видимо, он и привел сюда Лема. У капота курил еще один человек в черном кожаном плаще и кожаных же перчатках. Заметив подходящих людей, он кинул в сторону бычок и демонстративно поправил винтовку на плече.

– Милости прошу, – водитель подтащил Лема к кузову, открыл заднюю дверь и толкнул его на пол «Воронка». Дверь закрылась снаружи на замок.

Внутри было светло, под потолком горела впаянная в металл корпуса лампа. На низких откидных лавках сидело трое. Один из них был вооружен, и, судя по всему, тоже являлся служителем правопорядка. Свою укороченную винтовку он держал на коленях так, чтобы можно было быстро привести ее в боевую готовность. Остальные двое были в той же одежде, что и Лем. Всех их забрали из мест лишения свободы, а вот зачем, объяснить не потрудились.