Светлана Тулина - Фантум 2013. Между землёй и небом [litres]

Однако как раз эти неизбежные процессы мало занимали Еву – она не принадлежала к числу так называемых «зелёных», которые почему-то ценят бездушную органику выше разумной деятельности, и, более того, прекрасно знала, что с началом эпохи глобализации, явная граница которой примерно совпадает с первыми космическими полётами, говорить о естественной среде обитания больше не приходится – всепланетная биота становится зависимой от разумной воли цивилизации: проще говоря, стихия замещается планированием, эволюционный отбор – выбором учёного, дикие сорта – культивированными. Иначе нельзя, иначе над общественным прогрессом будут довлеть угрозы голода, пандемий, дефицита ресурсов. Едва сформировавшись, цивилизация начинает строить искусственную биосферу, которая вытесняет естественную вплоть до изменения биологической сути самого человека. И теперь уже природе приходится терпеть и приспосабливаться к потребностям вида, переросшего эволюцию.

Куда больше Еву интересовал рост информационного фонда биосферы, который вполне можно отследить даже на небольшом клочке придавленного городом леса. Если беспристрастно сравнивать биосферу с техносферой, то по критерию информационной ёмкости они практически сопоставимы: даже на современном уровне развития цивилизация, буквально вчера пережившая научно-техническую революцию, накопила информации на порядок больше, чем содержится в совокупном геноме всепланетной биоты. Кроме того, процесс появления и закрепления новой генетической информации идёт намного медленнее процесса возникновения осмысленной информации в техносфере, и здесь биосфера имеет лишь одно несомненное преимущество: внутри генома информация может сохраняться миллиарды лет, передаваясь от поколения к поколению, от вида к виду, а вот за данные, накопленные человечеством, поручиться пока нельзя – что осталось от той же античности, кроме обрывков рукописей, изувеченных статуй и мёртвых языков? Другое дело, когда начинаем сравнивать количество связей, по которым идёт информационный обмен между живыми существами. Если у человечества оно всё же ограничено и может быть подсчитано, то в биосфере практически не поддается учёту – даже оптимистичные оценки дают превосходство на двадцать порядков. И, самое важное, количество связей растёт быстрее, чем в техносфере, в том числе и за счет разумной деятельности. Наука только приходит к осознанию масштабов увеличения информационной ёмкости биосферы при взаимодействии с техносферой: человек создаёт новые источники материально-энергетических ресурсов, провоцирует мутации, формирует ландшафтные зоны, которых никогда не было на Земле. Однажды количество перейдёт в качество, и Ева с волнением ждала начала этого перехода, потому что тогда у неё появится много работы, которую в одиночку просто не выдюжить. Но где взять ассистентов? Где сослуживцы из Корпуса эко-коррекции? На эти тревожные вопросы она не могла найти ответы. И чувствовала себя Робинзоном – забытым на островке посреди бескрайнего океана. Только её остров был обитаем и населён людоедами.

Ева шла к Чёрному озеру параллельно экскурсионным тропам. Хотя в парке были оборудованы специальные зоны для любителей шашлыков, всё же многие местные упорно игнорировали их, забираясь в чащобу и разводя костры из ломаных сухих веток. Местных не останавливали даже прямые запреты властей, вводимые в пики летнего зноя, что находилось за пределами понимания Евы: ведь они здесь живут, именно им глотать едкий дым горящего леса, именно им много лет смотреть на чёрные проплешины там, где раньше зеленела трава и тянулись к солнцу вековые деревья. Вот и сегодня Ева наткнулась на следы вчерашнего пикника. Несколько кирпичей, положенных друг на друга. Остывшая зола между ними. Выроненные шашлычниками куски жирной маринованной свинины. Сломанный шампур. Десяток разнокалиберных бутылок. Смятые грязные салфетки. Пластиковые стаканчики и тарелки. Пустые полиэтиленовые пакеты. Окурки. Участники пикника не подумали прибрать за собой, рассчитывая, очевидно, на смотрителей парка. Впрочем, смотрители ленились лазить в заросли, посему за экологический баланс вне троп приходилось отвечать Еве. Она легла ничком рядом с мусором, прижалась телом к траве и земле, окунула пальцы вытянутых рук в ближайшую лужу. Чтобы выжить в экстремальной обстановке, Робинзон использовал «дары природы». У Евы, лишённой доступа к оборудованию Корпуса эко-коррекции, тоже имелся подобный «дар» – её собственное тело. Да, оно было неловким, хрупким, болезненным, однако упорный психофизический тренинг позволил превратить его в детектор, чутко реагирующий на весь спектр взаимодействий органики внутри биоты, включая сложные сигнальные системы.

Описать в человеческих словах и выражениях то, что ощущала Ева, подключаясь напрямую к биоте, невозможно, потому что на эти короткие секунды она словно бы сама превращалась в животное, которое не способно мыслить абстракциями и анализировать своё состояние, подчиняясь исключительно рефлексам. Лишь в последнее мгновение перед выходом ей изредка удавалось схватить просыпающимся сознанием сумбурную смесь впечатлений: оглушающий перестук сердец, нервное подёргивание усиков, рывки ложноножек, мучительное деление клеточных ядер, сосущий изнуряющий голод, стремительное совокупление, тягучее движение к свету, последняя конвульсия. Потом включался разум, и Ева получала готовые инструкции к дальнейшей работе. Так и теперь, едва встав, она начала действовать. Разбросала кирпичи, собрала золу в один из брошенных пакетов, после чего высыпала её под кусты дикой малины – отличное удобрение для рубусов. Затем вернулась к остаткам пикника и разбила все бутылки на мелкие осколки, часть из которых прикопала, задавая пространственную форму гифам будущего мицелия. Толстое стекло оставила на разбор сорокам и воронам. «Розочкой», сделанной из бутылочного горлышка, измельчила куски маринованной свинины, распределила полученный фарш вдоль муравьиных путей. Окурки перебрала – размокшие закидывала в пакет, крепкие оставляла у корней деревьев, памятуя о воробьях, недавно научившихся обкладывать свои гнезда использованными сигаретными фильтрами, которые оказались прекрасным утеплителем и репеллентом, отпугивающим клещей. Обломки шампура воткнула в землю под красной рябиной – летом дешевое железо проржавеет, насытив поверхностный слой почвы своим оксидом, что защитит растение от клейстотециев мучнисто-росяных грибов и от рябиновой моли, которая скоро выйдет из куколок и начнёт откладывать яйца. Завершив утилизацию, Ева наполнила пакеты пластиковой одноразовой посудой, которую лесной биоценоз не способен усвоить, завязала и повесила на сук, намереваясь прихватить на обратном пути.