Роберт Хайнлайн - Достаточно времени для любви, или Жизнь Лазаруса Лонга

— А тогда ты сможешь уделить мне время?

— А ты надеешься опять побывать под каштаном? Едва ли, дорогой мой. Увы, мой сорванец, скорее всего, лишил нас единственного шанса.

— Нет, на это я не надеюсь. Достаточно, если удастся попробовать продукт, так сказать, непосредственно на месте изготовления.

(Мама Морин, как говорит Галахад, а я с ним не спорю, я — самый «грудеизбалованный» мужчина во всей Галактике. И сейчас передо мной оказался объект, подаривший мне эту привычку. Как хочется рассказать тебе об этом, дорогая.)

Она улыбнулась, фыркнула и как будто обрадовалась.

— Пожалуй, это устроить не легче, чем встречу под каштаном. Впрочем, если подумать, можно сделать все так, чтобы не шокировать моих детей. А ты такой же негодник, как и мой Вудро. Уверена, мне это понравится. Потому что… Скажу тебе по секрету, дорогой, что Брайан пробовал мое молоко каждый раз, когда оно появлялось. Говорил, что проверяет качество и жирность.

(Папуля, а у тебя неплохой вкус!)

— Он когда-нибудь отмечал различия в оттенках вкуса?

Морин радостно засмеялась.

— Дорогой, а ты такой же шалун, как и мой муж, и поэтому мне кажется, что у меня стало двое мужей. Он говорил что-то подобное, но, скорее всего, шутил. Сама я никаких различий не нашла — я ведь тоже его пробовала.

— Мадам, надеюсь, что получу возможность высказать мнение эксперта. Похоже, что наш ковбой уже стер спину этому пони. Куда дальше? Поедем на катальную гору «Скачки Бен-Гура»?

Морин покачала головой.

— Мне ужасно нравятся американские горки, но я не пойду. У меня ни разу не было выкидыша, Теодор, — и не будет, если я буду осторожна. Можете покататься с Вудро.

— Нет, я не оставлю тебя одну, ведь в этих джунглях полным-полно волков в хаки, готовых слопать восемнадцатилетнюю бабушку. А как насчет комнаты смеха?

— Хорошо. — Она вдруг поджала губы. — Вообще-то, нет, я забыла: там дует от пола. Это делается для того, чтобы девчонки визжали и хватались за юбки. Мне все равно, но трусов-то нет, дорогой, — а ты, наверное, не захочешь, чтобы все увидели, что снизу я так же рыжеволоса, как и сверху.

— Неужели?

Она кротко улыбнулась.

— Зачем дразнишься, разве не знаешь?

— Под каштаном было очень темно.

— Рыжая со всех сторон, Теодор. Я бы с радостью представила тебе доказательства, но, увы, не сложилось. Брайан тоже интересовался, когда ухаживал за мной. Вернее, дразнил меня — что было спрашивать? — ведь я веснушчатая, как Мэри. Пришлось разрешить ему навести ясность — на травянистой полянке возле реки Мараис-дес-Сигнес, — а тем временем благородная старая кобылка по имени Дейзи щипала травку и не обращала внимания на мои блаженные стоны. В автомобиле тоже неплохо, но лошадь и экипаж обладают множеством преимуществ. Разве ты не успел этого обнаружить, когда стал интересоваться молодыми дамами?

Лазарус невозмутимо кивнул: он не мог признаться, что попросту не помнил ни 1899 год, ни более ранние годы — как она полагала.

Морин продолжала:

— Я готовила закуску для пикника и брала с собой одеяло — якобы для того, чтобы было на чем поесть. И пока я являлась домой засветло, ни у кого никаких подозрений не возникало. Лошадь может завезти экипаж в гораздо более укромное местечко, чем то, под каштаном. Вот сейчас говорят, что женщины распустились и впали в разврат. А у меня в молодости было больше свободы, чем у моих дочерей. Несмотря на то, что я стараюсь не слишком угнетать их.

— Они не кажутся угнетенными. По-моему, они счастливы.

— Теодор, в отличие от нашего пастора, я предпочитаю, чтобы мои дети были счастливы, а не нравственны. Я только хочу быть уверена, что они не пострадают. Я не исповедую «мораль» в общепринятом смысле, и ты хорошо знаешь об этом. Хотя и не так хорошо, как я рассчитывала тебя просветить. Сейчас я пытаюсь прогнать мое разочарование разговорами об этом. Впрочем, возможно, ты предпочел бы не выслушивать все это?

— Морин, раз уж мы не можем этого сделать, так хотя бы поговорим об этом.

— Я тоже так думаю, Теодор. Мне бы хотелось, чтобы колючки искололи мне спину, а душа наполнилась счастьем, которое ты, я знаю, дал бы мне. Но если уж я не могу отдаться тебе обычным способом, как рассчитывала, мне хочется, чтобы ты познал меня так глубоко, как это могут позволить слова, так, как если бы ты овладел мною — прямо сейчас. Моя откровенность не шокирует тебя?

— Нет. Но не перегибай палку, иначе все произойдет на этой же скамейке!

— Э нет, дорогой, обойдемся без излишнего пыла: вокруг люди, и мы разговариваем о погоде. Скажи-ка, твоя штуковина не торчит?

— Неужели заметно?

— Нет, но если это так, скорее думай о метелях и айсбергах — Брайан говорит, что это помогает, — потому что нашего всадника пора снимать с пони.

Они сходили в балаган, где играли на призы; потом миссис Смит решила рискнуть, и они отправились-таки в комнату смеха, где Морин обещала придерживать юбку, как это делают, переходя грязную улицу. Вуди был в восторге, особенно ему понравились Зеркальный зал и Кристальный лабиринт. Наблюдая за девушками, шедшими впереди, Морин старалась избегать воздушных потоков и крепко придерживала юбку.

Наконец Вуди устал так, что, когда Лазарус взял его на руки, мгновенно заснул, едва прикоснувшись головой к его плечу. Они направились к выходу, где их подкарауливал последний воздушный поток. Миссис Смит шла впереди. Дойдя до злополучного места, она повернулась, как будто хотела что-то сказать, — и ее юбка взлетела высоко вверх. Она не завизжала, а просто прижала ее к ногам — опоздав на долю секунды.

— Ну как, сэр? — спросила она, выйдя на улицу.

— Того же цвета, но только кудрявые.

— Верно. Сверху прямые, но внизу кудрявые. Теперь ты знаешь.

— Ты сделала это для меня?

— Конечно. Вудро спит, и голова его повернута в другую сторону. Разве что кто-нибудь из посторонних заметил, но едва ли. Да если и так — что сможет он сделать? Напишет письмо моему мужу? Меня здесь никто не знает. И я закрыла глаза и воспользовалась возможностью.

— Морин, ты продолжаешь удивлять и восхищать меня.

— Благодарю вас, сэр.

— У тебя дивные члены.

— Ноги, Теодор, Брайан тоже так считает, но я не знаток женских ножек. Но когда он говорит мне об этом, то пользуется словом «ноги». Конечности, члены — все это слова официальные. Так он считает.

— Чем больше я узнаю о капитане, тем больше он мне нравится. У тебя великолепные ноги. И зеленые подвязки.

— Да, зеленые. Маленькой девочкой я носила в волосах зеленую ленту. Теперь я для этого слишком стара, но когда появляется возможность показать кудряшки, надеваю зеленые подвязки. У меня их не одна пара, и все дарит Брайан — иногда с неприличными надписями.