Юлий Буркин - Цветы на нашем пепле

Рамбай озадаченно помолчал. Лицо его отчетливо отражало напряженную работу мысли.

– Ладно, – прекратил он тщетные попытки разобраться в значении ее интонаций. – Я тут приметил одно подходящее дупло. – Он помедлил, испытующе глянул ей в лицо, и, не удержавшись, добавил: – Рамбай наблюдательный.

– Самый наблюдательный, – поправила Ливьен.

Он неопределенно подвигал бровями, но пикировку решил не продолжать и соскользнул с лианы. Только по нервной, дерганой манере полета можно было догадаться, как он зол. Ливьен с трудом поспевала за ним.

Минут через десять они устраивались на отдых в маленьком, но вполне приемлемом дупле.

Рамбай улегся молча и моментально уснул. Ливьен же снова не спалось. Вечно мучившие вопросы опять навалились на нее, и к ним прибавилось несколько новых.

Например, почему племя ураний изгнало Рамбая, отпустив с ним и ее, в то время, как по логике межвидовой борьбы их следовало убить? Горожане маака обязательно поступили бы с парочкой попавших к ним дикарей именно так, предварительно, конечно же, проведя следствие, дознание, суд, красиво все обставив и убедив себя в том, что поступают единственно верным способом… Так кто же тогда большие дикари?

Мысли о думателях Ливьен просто гнала от себя. Какие-либо выводы по этому вопросу она решила делать только после того, как закончит прерванный разговор с Лелией. Обязательно побеседовав затем и с Сейной.

Главным же, что беспокоило ее, было то, как ее соплеменницы примут Рамбая. Точнее, если уж быть до конца честной с собой, то что они просто не могут его принять. Он – дикарь из племени ураний, а значит – враг; он – самец, а самцов не допускают к участию в экспедициях; он – самец, ведущий себя с абсолютно не допустимой для представителя его пола независимостью… Что рано или поздно Рамбай выведет ее к каравану, Ливьен не сомневалась. А дальше? Она не может предать его.

Реакцию Инталии, например, она прогнозировала в мельчайших подробностях. Та просто-напросто убьет Рамбая, опять же обставив дело так, что все будет выглядеть законно и справедливо…

Нет, надеяться можно только на поддержку Лелии, на ее власть Посвященной. Тут Ливьен вспомнила, что и сама теперь Посвященная. Только вот ВО ЧТО? Лелия так ничего и не успела ей толком рассказать. Но это-то как раз поправимо.

Мысль о том, чтобы, активировав свой Знак, просто приказать соплеменницам принять Рамбая в группу, была отброшена ею сразу, ведь Камень Лелии старше, и если та будет против, она без труда отменит этот приказ.

Сама того не заметив, она заснула, так и не найдя решение этой проблемы.

Ей снился эротический сон. А проснувшись, она обнаружила, что это и не сон вовсе. Что ее крайне обрадовало.

… – Да, именно здесь на нас напал кот, – Ливьен стояла возле освещенных яркой луной обломков палатки Лелии.

– Маака умеют делать грязь, – покачал головой Рамбай.

– Не поняла…

Он молча отвернулся и пошел по поляне, собирая обломки хитинопласта, клочки флуона, пустые капсулы из-под веществ, используемых самками для гигиенических растираний – прополиса, муравьиной кислоты и розового масла… Да, мусору на поляне было навалом.

– Брось! – нетерпеливо крикнула Ливьен. – Лес большой! Полетели!

Рамбай, упрямо не отзываясь, продолжал «санитарную уборку». Выругавшись про себя, Ливьен, чтобы хоть как-то ускорить процесс, стала помогать ему.

Собрав небольшую кучку мусора, Рамбай костяным ножом взрезал дерн, вынул небольшой его кусок, выкопал ямку, сложил мусор туда, закопал, а затем вернул дерн на прежнее место.

Он повторил эту операцию десятки раз. Через час поляна выглядела так, словно никакого лагеря тут никогда и не было.

Ливьен не стала спрашивать Рамбая, зачем ему все это понадобилось. Это мог быть инстинкт ураний; это мог быть принцип, ведь лес для него – дом, и мусор тут, возможно, так же раздражает его, как ей неприятна была бы грязь в ее городском гнезде.

Как бы ее не злила эта вынужденная задержка, в душе она была солидарна с Рамбаем, ей даже было слегка стыдно перед ним, словно в неопрятности уличили лично ее. И она не роптала.

Рамбай встал в центре поляны, закрыл глаза и стал медленно поворачиваться… Остановился.

– Они там, – указал он рукой направление.

Но Ливьен уже и сама знала, где они должны быть.

– Моя палатка стояла вот тут, клапаном – на север. Мы двигались на восток, значит, новый лагерь – там, – указала она в противоположную сторону.

– Они там, – упрямо повторил он, указывая на запад.

– Этого не может быть, Рамбайчик, – со всей, на какую только была способна, убедительностью в голосе, произнесла она. – Там – прошлая стоянка… – Внезапно она заподозрила, что этот глупый и чересчур уж чистоплотный самец нарочно морочит ей голову, намереваясь пройти по местам всех прошлых стоянок маака, чтобы убрать мусор и там. Это заняло бы у них, минимум, месяц.

– Там, – стоял он на своем.

– Этого не может быть, – повторила она. – Давай сделаем так. Сейчас полетим на восток. А если лагеря не обнаружим, вернемся.

– Давай. Но если твоих самок там не будет, Ливьен больше никогда не станет спорить с Рамбаем.

– И наоборот, – с удовольствием поддержала она.

– Да будет так, – ответил он, недовольно поджав губы, и взмахнул крыльями.

Они летели около двух часов. Никаких следов нового лагеря не было.

– Стой, – сдалась, наконец, Ливьен. – Так далеко они забраться не могли.

Рамбай молча развернулся, и Ливьен, кусая от досады губы, поспешила за ним.

Но что же могло случиться? Что могло заставить караван двинуться в обратную сторону? Ливьен терялась в догадках.

Они миновали очищенную ими от мусора поляну, а еще минут через сорок Ливьен почуяла знакомые запахи. Лагерь был минутах в трех.

Неожиданно Рамбай на лету ухватился за лиану, подтянулся, сделал подъем переворотом и уселся на нее верхом. Ливьен вернулась и спросила, нетерпеливо порхая на месте против него:

– В чем дело?

Вид у него был какой-то странный.

– Сядь, жена, – ответил он лаконично.

Ливьен почувствовала, что происходит что-то серьезное и спорить не стала.

– Рамбаю стыдно, – заявил он и опустил голову.

– Да что такое?! – даже испугалась она. Такой самокритичности от него она никак не ожидала.

– Рамбай говорил, что ничего не боится. Неправда. Я боюсь. – Он поднял на нее умоляющий лазоревый взгляд.

– Я и сама боюсь, – призналась Ливьен. – Будет очень трудно убедить их…

Но Рамбай, не слушая ее, закончил:

– Я боюсь, что маака сделают из меня думателя.

Ливьен замолчала и нахмурилась, пытаясь вникнуть в смысл услышанного.

– Я не знаю, что это такое, – продолжил он, – но мама знала, что это очень плохо.