Денис Калдаев - Семь миллионов сапфиров [litres]

Я покрутил ручку – раздался белый шум, неприятный треск. За несколько минут мне удалось поймать обрывки значимых фраз: «…трагедия… более сотни погибших… десятки… из высших классов… госпитализированы с отравлением…».

Хотя вполне возможно, что прошло гораздо больше времени – может быть, час, а может, и два. Но почему же доктор отрицает столь очевидные факты?

Я был в состоянии полной прострации и не сразу заметил, что в палату вошел юноша – худой, жилистый, малоприятный юноша. Подняв глаза, я увидел, что он сидит на койке напротив и изучает меня.

– За что тебя упекли? – хриплым голосом спросил он.

Радужки его глаз были выжжены.

Едва я начал рассказывать о цианиде, как он прервал меня:

– Постой-ка. Это уже все знают, Марк.

Я смутился.

– Почему они мне не верят?

– Верят, – улыбнулся он. – Отчего же не верить, если весь город на ушах стоит? Но делают вид, что ничего не произошло.

– Кто ты? – спросил я.

– Всего лишь один из несчастных агнцев, заключенных в эту клинику.

Он отвечал молниеносно.

– Но ведь агнцев увозят в поселения, – заметил я. – Что это за место?

– Здесь те, у кого осталось меньше месяца.

Я замолчал.

– Ты слышишь? – спросил он, указав на окно.

Издалека, из-за сгрудившихся зданий, доносился гул.

– Митинги, – сказал он. – Вавилонское столпотворение. Все рушится.

– О чем ты? – не понял я. – Куда рушится?

Он наклонился в мою сторону и заговорщицки, чуть прищурив черные, пуговичные глаза, сказал:

– Большинству безразлично, что по всему миру за сутки умирают тысячи человек, но сгущение смерти всегда привлекает внимание. Масштабы скрыть невозможно, Марк. Новость уже разлетелась по острову. Погибшие были влиятельными господами и долгожителями.

Меня вновь пробил кашель.

– Значит, им уже все известно?

– Само собой. Это первая массовая гибель за последние годы. Конечно, ее можно объяснить попаданием этих людей в процент расхождения Анализа, в тот самый процент, о котором мечтают миллионы агнцев. Но психология – штука непредсказуемая.

В этот момент зашла медсестра и сказала, что доктор навестит меня только утром.

– Не беда, – ответил я.

Она протянула мне мензурку с таблетками.

– Это вас успокоит. Синяя – обезболивающее, желтая – снотворное.

Когда она ушла, юноша выждал несколько секунд и, усмехнувшись, сказал:

– Клаусс Мерхэ никогда не существовал в реальности. Это миф. Часть легенды. Как и его книги с научным объяснением Анализа, так и фиктивные отрывки евангельского текста. Анализ не имеет никакого отношения к науке. Великое открытие не более чем хитроумный проект корпораций. Маркетинг, одним словом. Сапфиры.

– Сапфиры? – не понял я.

Я был не то чтобы растерян – скорее, подавлен.

– Анализ – фальшивка, – прошептал он мне на ухо и загоготал.

Я ощутил на своей щеке капельки его слюны.

Поморщившись, я отвернулся.

«Он сумасшедший… сумасшедший», – крутилось у меня в голове.

Правду ли он говорил? Возможно. По крайней мере, это слишком походило на правду, в которую можно поверить.

Неожиданно он поднялся и юркнул за дверь.

Я проглотил синюю таблетку и медленными, неуверенными движениями потопал к выходу.

В коридоре, недалеко от моей палаты, сидели на лавочке женщина средних лет и мужчина, держащий ее за руку. Свободной рукой он гладил ее спутанные волосы.

– Добрый день, – подошел я к ним. – Вы не видели парня? Он вышел отсюда.

Они не ответили.

Их глаза были тоже выжжены лазером.

– Вы знаете, что такое «сапфиры»? – спросил я и замер в ожидании.

– Уже осень, – сказала женщина, – а солнце такое, будто весна.

Удивительно, но в бездонно черных глазах можно тоже разглядеть тепло.

– Вы действительно не знаете? – переспросил я.

– Это данность, сынок, – мрачно сказал мужчина.

Женщина приложила палец к губам.

Я вернулся в палату и без сил растянулся на койке. В окно ворвался закат. Я не сводил взгляда с потолка, наблюдая, как желтые копья, квадраты и полосы переходят в оранжевый, затем в алый, наконец, гаснут.

Краем глаза я уловил силуэт медсестры.

– Не дергайтесь.

Она сделала мне укол – болезненная инъекция в плечо, – и я провалился в сон.

Несмотря на лекарство, спал я плохо. Меня мучили кошмары. Алый платок. Воздушные шары, подхваченные ветром. Я просыпался, и меня раздирал кашель. Койка соседа по-прежнему пустовала.

Утром в палату вошел доктор. Я был совершенно измучен, и мне казалось, что смотрю я на него сквозь мутное, треснутое стекло.

– Как вы себя чувствуете, Марк? – спросил он.

Мне не нравилась его улыбка. Неужели он всерьез считает меня психом?

– Прекрасно, – съязвил я. – Убил вчера сотню человек и чувствую себя прекрасно.

Доктор скривил рот.

– А если я скажу, что вы никого не убивали?

Он говорил с такой интонацией, будто убаюкивал ребенка.

– Тогда я вам не поверю.

– Ваша рефлексия понятна.

Его ручка резво бежала по бумаге, кончик блестел в утреннем солнце.

Я не сдержался и начал кашлять.

– Похоже на бронхит. Были ли у вас случаи переохлаждения? Купание в холодной воде, например?

Я помотал головой.

– Вы считаете себя человеком, изменившим мир. Что ж, такое часто встречается.

– Вы знаете, что такое «сапфиры»? – спросил я.

– Минералы. Голубого цвета, если не ошибаюсь, – улыбнулся доктор. – Вы интересуетесь геологией, Марк?

Меня подмывало вылить на него все, что я узнал.

– Они сами распределяют классы, не так ли? Анализ здесь ни при чем.

Он нахмурился, замолчал и начал привычно тереть шею.

Кажется, мне удалось лишить его уверенности.

– Вы создали замечательную теорию заговора, – наконец сказал он. – Посмотрите на меня.

– Почему вы мне не верите?

– Главное, Марк, что вы сами себе верите, – медленно проговорил он. – Ваши убеждения зиждутся на шатком, но любопытном фундаменте. Вам стоит их перепроверить, и не раз. Не загоняйте себя в ловушку. Многие агнцы выдумывают теории, пугающей красоты теории. Вы должны понимать, что это естественно. Всего лишь защитная реакция психики.

Я ему не ответил.

Голову мне стиснул огненный обруч.

– Вы построили сотни логических мостиков. Наша задача – изучить их.

Почему он говорит таким голосом, будто на острове ничего не произошло?

– У вас дрожат руки. Мы назначим вам цезихин. И что-нибудь отхаркивающее… Пусть будет бромлекс. Вам станет легче, Марк.

Я вспоминал те немыслимые совпадения, которые, словно по накатанной дорожке, привели меня к ведеркам миндаля, и тогда мне чудилось, будто я марионетка в руках судьбы, реализовавшая чей-то план. Словно ничего от меня не зависело. Подобное чувство должен испытывать второстепенный персонаж сказки, маленький уродец, про которого тотчас же забудут, едва захлопнут книгу, и он останется наедине со своим одиночеством. Что, если я был убийцей с самого рождения, и Анализ лишь показал мое истинное лицо?