Альфред Бестер - Тигр! Тигр! [сборник litres]

Диммок запинался и мямлил. Наконец он сумел объяснить, что в палате содержатся особые пациенты. Жертвы шока.

– Значит, там пациенты?

– Да, сэр. Десять женщин и четырнадцать мужчин.

Карпентер гневно потряс пачкой рапортов.

– А тут, со слов пациентов Сент-Олбанса, утверждается, что в палате «Т» никого нет.

Диммок удивился.

– Это не так, – заверил он генерала.

– Ну хорошо, Диммок. У вас там двадцать четыре больных. Их работа – выздоравливать. Ваша работа – лечить. Что, черт побери, так возмущает всех в госпитале?

– С-сэр, наверно, это потому, что мы их под замком держим.

– Вы держите палату «Т» под замком?

– Да, сэр.

– Почему?

– Чтобы пациенты ее не покинули, генерал Карпентер.

– Не покинули? Что вы имеете в виду? Они пытаются сбежать? Они проявляют признаки агрессии или что-то в этом роде?

– Нет, сэр. Они не агрессивные.

– Диммок, не нравится мне ваш подход. Вы юлите и хитрите, как черт знает кто. И вот что еще мне не нравится, скажу я вам. Классификатор «Т». Я сверился с экспертом по делопроизводству медицинского управления армии: нет никакого классификатора «Т». Что вы там в своем Сент-Олбансе затеяли, а?

– С-сэр… э-э… мы сами изобрели классификатор «Т». Он… Они… Это весьма специфичные случаи, сэр. Мы не знаем, что с ними делать и как лечить. М-мы… Мы пытаемся не разглашать информацию о них, надеемся что-нибудь придумать, но это совсем новая ситуация, генерал Карпентер. Совершенно новая. – В Диммоке эксперт наконец одолел служаку. – Сенсационная! Господи, мы можем переписать историю медицины! Это величайшее открытие в истории.

– Что же вы открыли, Диммок? Конкретнее, пожалуйста.

– Гм, сэр, ну они там после шока. Они в отключке. Почти кататоническое состояние. Почти не дышат. Медленный пульс. Не реагируют на раздражители.

– Я наблюдал тысячи таких шоковых состояний, – проворчал генерал Карпентер. – Что в них необычного?

– Да, сэр. То, что вы услышали, пока очень сходно со стандартными пациентами Q– и R-групп. Но есть и кое-что необычное. Они не едят и не спят.

– Совсем?

– Некоторые – совсем.

– Почему же тогда они не умирают?

– Мы не знаем. Метаболический цикл разорван, но нарушена лишь анаболическая компонента. Катаболическая продолжается. Иными словами, сэр, они выделяют отходы пищеварения, но ничего не принимают внутрь. Они устраняют усталостные яды и перестраивают изношенные ткани, но обходятся без сна. Одному Господу ведомо, как им это удается. Это просто фантастика.

– Почему тогда вы держите их взаперти? То есть я хотел сказать… Ага, вы подозреваете, что они воруют еду и спят где-то в других местах?

– Н-не совсем, сэр, – пристыженно пробормотал Диммок. – Не знаю, как вам это объяснить, генерал Карпентер. Я… Мы их запираем, потому что там полнейшая чертовщина творится. Они… Короче, они исчезают.

– Они что ?

– Исчезают, сэр. Растворяются в воздухе. Прямо на глазах.

– Да что вы городите?!

– Вы слышали меня, сэр. Сидят на койке или стоят, потом – фьють, и поминай как звали. Иногда в палате «Т» две дюжины человек, а порою никого. Они появляются и исчезают без цели и закономерности. Поэтому мы приказали запереть палату, генерал Карпентер. За всю историю войн и боевых ранений не случалось ничего подобного. Мы не понимаем, что предпринять.

– Доставьте мне троих пациентов из палаты «Т», – приказал генерал Карпентер.

Натан Райли съел тост по-французски с яйцами по-бенедиктински, выпил две кварты янтарного эля, выкурил сигару «Джон Дрю», деликатно рыгнул и покинул стол, за которым завтракал. Спокойным кивком приветствовал Джентльмена Джима Корбетта, который отвлекся от разговора с Алмазом Джимом Брэди, и перехватил Натана на пути к стойке.

– Как думаешь, Нэт, кто в этом году главный приз возьмет? – поинтересовался Джентльмен Джим.

– «Доджерс», – ответил Натан Райли.

– У них же питчера нормального нет.

– У них Снайдер, Фурильо и Кампанелла. Поверь мне, Джим, в этом году они выиграют. Бьюсь об заклад, раньше, чем кто бы то ни было до них. К тринадцатому сентября самое позднее. Запиши. Проверь, угадал ли я.

– Ты всегда угадываешь, Нэт, – сказал Корбетт.

Райли улыбнулся, расплатился по счету, фланирующей походкой вышел на улицу и поймал конку до Мэдисон-сквер-гарден. Выйдя на углу Пятидесятой и Восьмой авеню, он поднялся по лестнице в букмекерскую контору над лавкой по ремонту радиоаппаратуры. Букмекер покосился на него, извлек конверт и отсчитал пятнадцать тысяч долларов.

– Рокки Марчиано побил Роланда Ла Старцу техническим нокаутом в одиннадцатом раунде, – прокомментировал он. – Нэт, какой дьявол тебе помогает так угадывать?

– Я этим на жизнь зарабатываю, – усмехнулся Райли. – Ставки на выборы принимаете?

– На Эйзенхауэра двенадцать к пяти. На Стивенсона…

– Адлай не в счет, – Райли положил на конторку двадцать тысяч. – Я за Айка. Запиши на меня.

Он покинул контору и отправился к себе в номер «Уолдорфа», где его, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, ожидал долговязый тощий юноша.

– Ах да, – произнес Натан Райли. – Вы ведь Форд, не так ли? Гарольд Форд.

– Генри Форд, мистер Райли.

– И вам нужны инвестиции в тот проект машины, которым вы у себя в велосипедной лавке занимаетесь. Как вы ее назовете?

– Я называю ее ипсимобилем, мистер Райли.

– Гм. Не нравится мне это название. Почему бы не попробовать… автомобиль ?

– Отлично, мистер Райли. Так и сделаем.

– Вы мне нравитесь, Генри. Вы молоды, энергичны и гибки. Я верю в ваше будущее и верю в ваш автомобиль. Я вкладываю в ваше предприятие двести тысяч долларов.

Райли выписал чек и поторопил Генри Форда к выходу. Потом, взглянув на часы, внезапно почувствовал тягу вернуться и осмотреться, как там дела. Он прошел в спальню, разделся, натянул серую пижаму и серые брюки. Нагрудный карман пижамы пересекали крупные голубые буквы: ГОСП. США.

Он закрыл дверь спальни и исчез.

Он возник в палате «Т» Сент-Олбанского госпиталя армии Соединенных Штатов, у своей койки, одной из двадцати четырех идентичных, стоявших вдоль стен длинного каркасного барака. Не успел он и выдохнуть, как его скрутили три пары рук. Не успел он и задуматься о сопротивлении, как ему вкололи через шприц полтора кубических сантиметра тиоморфата натрия.

– Первый пошел, – возвестил кто-то.

– Не расслабляйся, – сказал еще кто-то. – Генерал Карпентер велел троих сцапать.

Когда Марк Юний Брут покинул ее ложе, Лейла Мэйчен хлопнула в ладоши. Явились рабыни подготовить госпожу к омовению. Она помылась, оделась, надушилась и позавтракала фигами из Смирны, розовыми апельсинами и графином «лакрима кристи». Потом выкурила сигарету и велела подать паланкин.