Эмил Манов - Избранное

Чего в нем нет, так это садов и площадей, если не считать площадь перед Грейтполисменством. Зато каждое свободное место в городе щедро засеяно люцерной, викой, пыреем, рапсом и представляет собой прекрасное пастбище. Называются эти пастбища «граси-скверы» [18] Покрытые травой площади (англ.) . (Прим. авт.) , встречаются во всех уибробских населенных пунктах, и связано это с биологической структурой уибробца и с его духовными запросами.

Мистер Шпик остановил вездеход в центре города возле одного такого граси-сквера. Нам открылось интересное и приятное зрелище: сотни лаггнежцев обоих полов ползали на четвереньках по люцерне и энергично хрупали. Время от времени раздавалось довольное и благодарственное пофыркивание, а в паузы все доставали желто-зеленые книжки и хором читали мудрые изречения. Мистер Шпик сказал, что это значительно облегчает переваривание трудно усваиваемой целлюлозы.

Граси-скверы везде были окружены длинными мраморными корытцами, по которым текла вода для питья. Это естественно и очень удобно. Поразительное впечатление, однако, производило нечто другое, что недвусмысленно свидетельствовало о высокой гражданской сознательности уибробчества. Наевшись люцерны до отвала, уибробцы входят в специальные помещения, снабженные автоматическими доилками, и сдают молоко, скопившееся за ночь в их кормовых железах. Это обусловило и отсутствие в Уибробии коров, овец и других животных, дающих молоко.

Странный обычай, не так ли? Еще более странно то, что в упомянутом ритуале наравне с женщинами участвуют мужчины. Шпик объяснил нам это обстоятельство очень просто: в прежние времена их мужчины были лишены активных молочных желез, но последнее Вицегубернаторство издало специальный эдикт об увеличении надоев. Во исполнение эдикта наступили благоприятные изменения в биоструктуре мужского пола, вследствие чего надои увеличились сразу более чем в два раза. Бробдингуйская пропаганда воспользовалась этим и распространила лживое сообщение о том, что уибробцы, мол, выполняют и некоторые другие функции женского пола и что в Уибробии вообще мужчин уже нет. Однако последовавший затем демографический взрыв опроверг это сообщение.

— Но, мистер Шпик, — поинтересовался я. — А что вы делаете с таким количеством молока?

— Продаем его в Бробдингуйю и таким образом ослабляем ее оборонную мощь.

— ?!

— Наше молоко, — лукаво улыбнулся мистер Шпик, — содержит большой процент сахара, и систематическое его употребление вызывает массовые заболевания диабетом, ожирение сердца и прочее. Понимаете?

Это было действительно умно и коварно. Во всяком случае мы с Линой дали себе обет не есть больше молочную кашу.

Об остальных наших впечатлениях того дня я расскажу так, как у меня это записано в блокноте, которым меня снабдил мистер Шпик.

До 16.15, когда должен был состояться Парад уининимов, в нашем распоряжении оставалось несколько часов. Мы решили пройтись пешком. Вездеход мистера Шпика следовал за нами на расстоянии нескольких шагов — соответственно запрограммированный, конечно. День был жаркий, и мы шли в тени высоких зданий. Смотреть было особенно не на что, разве что на уибробцев и уибробок в их оригинальной одежде, прикрывающей лишь срамные места и кисти рук. Лина по привычке рассматривала витрины и мысленно примеряла выставленные в них предметы. Мистер Шпик поднял руку и что-то диктовал в брильянтовую запонку на своей манжете. Он объяснил нам, что в этой запонке находится несколько магнитофонов и она заменяет ему записную книжку.

Внезапно Лина вскрикнула. Нашим глазам открылась удивительная картина. Мы вошли в квартал, где были расположены учреждения и конторы Великой фирмы Лаггнегга. Перед каждой конторой шло отчаянное сражение. Совершенно голые уибробцы обоих полов по два, по три, по четыре сразу лягались копытами, царапались своими длинными и твердыми ногтями, щипали и душили друг друга — вообще делали все, что делает разумное существо, когда стремится уничтожить своего противника. Все действовали молча, никто не жаловался, никто не звал на помощь. Лилась кровь. Многие лежали на тротуаре без сознания, а несколько санитарных вездеходов подбирало их. Некоторые победители перевязывали себя и надевали штаны и манжеты.

Было странно, что прохожие обходили поле сражения спокойно, даже апатично. На противоположном тротуаре беседовала группа полисменов с резиновыми дубинками в руках и ручными лазерами у пояса, но и они не обращали внимания на дерущихся.

Я не сдержался и бросился разнимать двух молодых уибробцев, которые неподалеку от нас царапались и кусались. Заметив меня, они перестали драться и посмотрели на меня с нескрываемой досадой.

— Хотите присоединиться? — спросил один из них и ощупал свой хвост, от которого остался один пучок.

— Нет, благодарю, — быстро произнес я. — Но почему вы деретесь? На что это похоже?

Они с недоумением переглянулись и пожали плечами, как будто сумасшедшим был я. Тот, что до сих пор молчал, извлек изо рта два сломанных коренных зуба и решительно повернулся ко мне.

— Послушайте, мистер Незнаюктовы, если вы кандидат, раздевайтесь. Если нет, идите к черту и не отнимайте у нас время.

— Кандидат на что? — изумленно спросил я.

Они не ответили. Теперь они молчали, уставившись с открытыми ртами на мои руки и ноги.

— Еху! — прошептал первый и зажмурился, словно не верил своим глазам. — Еху на улицах Лаггнегга… Год дем [19] Проклятье (англ.) . (Прим. авт.) .

— Смирно! — скомандовал второй, приблизившись ко мне. — Номер стада? Ах, мерзкое животное! — воскликнул он, а я был так ошарашен, что не мог вымолвить ни слова. — Эй, полисмены, сюда!

Два полисмена отделились от группы и медленно пересекли улицу. Но Шпик пришел в себя и перехватил полисменов. Он что-то шепнул им, потом вернулся, взял нас под руки и потащил к своему вездеходу. Когда мы тронулись, он озабоченно посмотрел на нас.

— Это моя вина. Вам необходимы двупалые перчатки и башмаки, не то мы на каждом шагу будем иметь неприятности.

— Но что все это значит, мистер Шпик? — спросил я, переведя дух. — Я ничего не понимаю.

— Вас приняли за еху. Это, ю си [20] Видите ли, знаете ли (англ.) . (Прим. авт.) , грязные и опасные животные. Они живут в Западной резервации и питаются падалью. К сожалению, у них конечности имеют по пять пальцев, и тех джентльменов это ввело в заблуждение.

— Неужели пяти пальцев достаточно, чтобы нас приняли за этих ваших еху, — возмутился я.

— О нет, — неопределенно произнес мистер Шпик.

Он явно не хотел распространяться на эту тему, и я вернулся к кровавому зрелищу на авеню. Шпик был удивлен больше моей реакцией, нежели самим зрелищем.