Эмил Манов - Избранное

Мне показалось, что после моей защитительной речи Их Превосходительства усомнились в правильности своей уибробской изоляции, и если контакты с Уибробией когда-либо все-таки осуществятся, я буду очень горд, что внес в это свою скромную лепту.

Между тем приблизилась полночь. Ровно без пяти двенадцать мы направились к Академии наук, чтобы присутствовать на обещанном нам сеансе.

У входа в Академию нас встретил ее Президент, профессор Джон Андерхилл, старый, почтенный уибробец в длинной синей академической мантии. Кланяясь и вертя хвостом, он пошел в качестве хозяина перед Вице-губернаторами, а мы с Линой и Шпиком — за ними. Я обратил внимание на то, что если для каждого уибробца добавление Уининим к имени обязательно, то академик, как и Вице-губернаторы, такого добавления не имеет. Шпик объяснил, что это определяется эдиктом, в соответствии с которым правом на известную индивидуальность и даже на собственное лицо обладают в Уибробии только Вице-губернаторы и академики. Сам Джон Андерхилл был по специальности доктором богословия и магистром оккультных наук. Благодаря своим обширным познаниям в этой области Его Преподобие успешно руководил всей уибробской наукой, курируя более непосредственно математику, физическую химию и бионику.

Помня обещание Вице-губернаторов познакомить нас с корнями их политической мудрости, я ожидал, что нас поведут в какой-нибудь исторический музей или специализированную библиотеку. Но мистер Андерхилл ввел, нас в огромный пустой зал. Стены зала были выкрашены в черный цвет, и это придавало ему весьма зловещий вид. Потолок — очень высокий — не был виден, и с него спускались занавеси из черной вуали, которые, честное слово, напоминали о небытии. Возле одной из стен зала возвышался высокий подиум, а на нем стоял длинный стол из эбенового дерева, расписанный звездами, полумесяцами, летучими мышами, филинами, кругами, треугольниками и другими астрологическими знаками.

Вы уже догадались, уважаемый читатель, что мы должны были присутствовать не более, не менее как на спиритическом сеансе. Мы с вами, разумеется, люди интеллигентные и не верим ни в бога, ни в черта, а о том свете и о духах нечего и говорить. Даже мой покойный дедушка называл все это «пустой болтовней». Мой дед, здравомыслящий болгарин, любил запираться со своим приятелем отцом Алексием в церковном алтаре, где они в холодке попивали водочку. А когда в село приходили агитаторы разных буржуазных партий и обещали новые школы, мосты и молочные реки в кисельных берегах, они спускали во дворах волкодавов и ложились спать…

И все-таки то, что я видел и слышал в отделе некромантии Уибробской академии наук, я видел собственными глазами и слышал собственными ушами. Это не подлежит сомнению, и я расскажу вам все, как было.

Мы сели за стол с астрологическими знаками. Его Преподобие профессор доктор Андерхилл посмотрел на часы и сказал, что время настало. В нескольких словах он объяснил, что первыми будут вызваны любимые тени Их Превосходительств, а потом все прочие, кого бы мы ни пожелали — выбор достаточно богат и стесняться нечего. С тенями, предупредил он, можно беседовать, но нужно иметь в виду, что они говорят только правду, так как ложь — искусство, на Том свете совершенно бесполезное. Исключение составляют лишь отдельные чрезмерно самолюбивые тени, которые еще не привыкли к своему чисто духовному бытию.

Мистер Андерхилл достал из кармана мантии миниатюрный пульт и нажал кнопки. В зале погас свет. Сильный, леденящий душу потусторонний звук наполнил зал и постепенно затих. Вуаль над нашими головами заколыхалась. Запахло ладаном и благовониями. Бледное фосфоресцирующее облако опустилось к полу, и в нем постепенно стала вырисовываться большая группа величественных теней.

Меня бросило в дрожь. Жена изо всех сил сжала мою руку. Сначала видны были только контуры теней, похожие на детские рисунки, но потом проступили лица, краски и одежды всех эпох. Тени были совершенно натуральными, а осанка и манера держаться не оставляли никакого сомнения в их подлинности.

— Наши учителя, — прошептал с благоговейной гордостью мистер Черитебл Хорсхед.

Чтобы мы могли лучше рассмотреть тени, он предложил им приблизиться. Бросалось в глаза, что все эти тени были человеческими и среди них не было ни одной уибробской, но мистер Гарри Хуф пояснил, что это закономерно: уибробская история была слишком краткой, чтобы представить то изобилие великих дел и личностей, какое предлагает история человечества.

И действительно, я никогда не видел столько великих людей, собранных в одном месте. Некоторых из них я узнавал по иллюстрациям в учебниках, по памятникам и изображениям в музеях, но большинство было мне незнакомо. Среди последних был Ассургивелхур, шумерский правитель восьмидесятого века до нашей эры, который распорядился изобрести шумерскую письменность, чтобы его деяния были увековечены на глиняных пластинках, но именно пластинки с его деяниями были, увы, унесены и размыты первым потопом; Дун Цзе, китайский властитель, который первым изобрел короткий меч и секиру как средство беседы с политическими противниками — он обеими руками придерживал свою голову на шее, потому что его враги коварно воспользовались его собственным изобретением; здесь был и один фараон Второго египетского царства — он все жаловался, что археологи еще не обнаружили его саркофага, и потому мир еще ничего о нем не знает, а это весьма печально, и так далее. Вообще великих неизвестных было значительно больше, чем известных. И слава богу, подумал я, потому что представил себе, как в противном случае выглядели бы учебники истории, и так переполненные всяким царственным сбродом.

Конечно, здесь было множество известных и прославленных государственных мужей, начиная с Навуходоносора, Менелая, Рамзеса, Александра Македонского, Ганнибала, Цезаря и прочих и кончая Великими Моголами, Людовиком XIV, Наполеоном, королевой Викторией, Николаем II Палкиным, Муссолини, Гарри Трумэном, Гитлером и им подобными. Вся эта толпа теней в соответствии с их наклонностями и симпатиями была разделена на группы и группки. Так, Наполеон, Муссолини и Франко дружески спорили, кому из них принадлежит титул «великого полководца» — это было единственное, чего они не достигли при жизни; когда я удивился, что вижу на Том свете и Франко, он сам объяснил, что его приняли туда в качестве политического покойника [32] Действие романа относится к 1970—1973 гг.; Франко умер в 1975 г. . Аттила, Гитлер и несколько пап показывали друг другу руки, как мясники, которые хвалятся хорошо выполненной работой, но папы и Аттила вынуждены были в конце концов признать первенство своего коллеги. Квислинг, доктор Гаха, Иуда Искариот, маршал Петэн и кое-кто еще составили любительский хор, исполнявший патриотические кантаты. Тиберий, Калигула, Чезаре Борджиа, Столыпин и Цанков, довольные друг другом, хлопали один другого по плечу, — впрочем, Калигула и теперь возмущался, что у популюса романуса нет одной общей шеи, которую можно было бы перебить одним ударом. Александр I и Меттерних с сожалением признали, что их Священный Союз в качестве орудия статус-кво был просто детской игрушкой по сравнению с Атлантическим и другими подобными пактами.