Нил Шустерман - Жнец [litres]

– Хотите ударить? Давайте, это не запрещено.

Ситра, которую застали врасплох, быстро отошла от камертона.

– Я брат Фергюсон, – сказал подошедший. – Вы хотели меня видеть?

– Я ученик жнеца Кюри, – сказала Ситра.

– Я слышал о ней.

– Я к вам с печальным известием.

– Продолжайте.

– Вынуждена сообщить, что ваша сестра, Марисса Фергюсон, была лишена жизни жнецом Кюри сегодня в три часа пополудни.

Человек совсем не выглядел расстроенным. Просто покорно вздохнул:

– Это все?

– Что значит «это все»? Вы что, меня не слышите? Я только что сказала вам, что ваша сестра умерла.

Человек вновь вздохнул:

– Чего не избежать, того не избежать.

Тоновики Ситре не были симпатичны и до этого; теперь же она почти ненавидела их.

– Значит, вот так вы и реагируете? – спросила она. – Это и есть ваша святая вера?

– Дело не в вере, а в правде, которой мы живем.

– Ладно, как хотите. Только вы обязаны позаботиться о захоронении тела своей сестры. И этого вам не избежать.

– Но разве «Гипероблако» не организует похороны, если я не стану этого делать?

– Вам что, совсем наплевать? – возмутилась Ситра.

Фергюсон мгновение подумал, перед тем как ответить.

– Смерть, причиненная жнецом, не является естественной. Тоновики ее не признают.

Ситра откашлялась, подавив в себе желание сказать Фергюсону все, что она об этом думает, и решила действовать профессионально.

– Есть еще одно следствие, – сказала она. – Хотя вы и не жили вместе, вы являетесь ее единственным родственником, что подтверждается документально. Это позволяет вам в течение года пользоваться иммунитетом.

– Мне не нужен иммунитет, – сказал Фергюсон.

– И почему же, хотела бы я знать?

Первый раз на ее памяти кто-то отказывался от иммунитета. Этого не позволяли себе даже те, кто отчаянно скорбел по умершему.

– Вы выполнили свои обязанности. Теперь вы можете идти, – сказал брат Фергюсон.

Больше терпеть Ситра не могла. Она не имела права заорать на этого «брата», дать ему по шее, использовав удар «Бокатора», или просто приложиться локтем так, чтобы тот оказался на полу. Поэтому она сделала единственное, что не было запрещено. Схватив резиновый молоток, Ситра всю свою злость вложила в мощный удар по стоящему за алтарем камертону.

Звук оказался столь сильным, что срезонировали ее зубы и кости. Это не было похоже на глухой звон колокола. Тон камертона был полным и насыщенным. И этот звук словно выбил из Ситры ее гнев. Растворил его. Мышцы ее расслабились, зубы разжались. Звук эхом отдался в мозгу, животе, позвоночнике. Он длился гораздо дольше, чем, казалось, должен был длиться, а затем стал медленно угасать. Никогда до этого Ситра не сталкивалась с такого рода акустическими эффектами – одновременно возбуждающими и успокаивающими. Все, что она сумела сказать, было:

– Что это?

– «Фа-диез», – ответил брат Фергюсон. – Хотя некоторые из братьев оспаривают эту точку зрения и считают, что это «ля-бемоль».

Камертон все еще слегка звучал – он вибрировал, и края его поверхности от вибрации выглядели чуть смазанными. Ситра тронула камертон, и тотчас же звук стих.

– Вижу, у вас есть вопросы, – сказал брат Фергюсон. – Я отвечу на те, на которые смогу.

Ситра хотела отрицательно покачать головой, но вдруг поняла, что действительно желает кое-что узнать.

– Во что вы здесь верите?

– Во многое.

– Ну расскажите хотя бы про одно.

– Мы верим, что пламя не может гореть вечно.

Ситра взглянула на свечи, стоящие возле алтаря.

– Именно поэтому викарий их гасит?

– Да, это часть ритуала.

– То есть вы поклоняетесь темноте? – спросила Ситра.

– Нет, – ответил Фергюсон. – Это обычная ошибка. Люди так говорят, чтобы опорочить нас. Мы поклоняемся длинным волнам и вибрациям, которые превосходят возможности человеческого восприятия. Мы верим в Великую Вибрацию и считаем, что она освободит нас от состояния застоя.

Застой .

Именно этим словом жнец Кюри обозначает людей, которых выбирает для «жатвы». Брат Фергюсон улыбнулся:

– Что-то в вас резонирует сейчас, верно?

Ситра отвернулась, чтобы не встречаться с назойливым взглядом Фергюсона, и обнаружила, что внимательно смотрит на лохань с водой. Она показала на нее:

– А зачем здесь эта грязная вода?

– Это первобытный бульон. Он перенасыщен микробами. В Век Смертных содержимое такой лохани могло бы уничтожить население всей планеты. Тогда это называлось «болезнь».

– Я знаю, как это называлось.

Фергюсон погрузил палец в воду и поболтал.

– Оспа, полиомиелит, лихорадка Эбола, сибирская язва – все это здесь присутствует, и все совершенно безопасно для нас. Мы не можем заболеть, даже если захотим.

Он поднес палец ко рту и облизал его.

– Я мог бы выпить всю эту воду, и у меня не случилось бы даже несварения. Увы, мы уже неспособны претворить воду в червя.

Не сказав ни единого слова и даже не попрощавшись, Ситра ушла, но до конца дня не могла избавиться от запаха гниющей воды, засевшего у нее в ноздрях.

Меня совершенно не занимают дела «Гипероблака». Его цель – поддерживать существование человечества, моя – придавать человечеству определенную форму. «Гипероблако» – корень дерева, я же – большие ножницы, которые поддерживают ветки в здоровом состоянии и делают дерево жизнеспособным. Мы в равной степени необходимы. И мы взаимно исключаем друг друга.

Я совершенно не чувствую себя обделенным потому, что никак не общаюсь с «Гипероблаком» – так же, как и младшие жнецы, которых я выбрал себе в ученики. Отсутствие нежелательного вторжения в нашу жизнь со стороны «Гипероблака» – это благословение, поскольку позволяет нам жить без страховочной сетки. Без подпорок, данных высшей властью. Я есть высшая из известных мне форм власти, и мне это нравится.

Что до моих методов «жатвы», которые время от времени становятся предметом пристального внимания, то я скажу следующее: разве придание дереву лучшей из возможных форм не является главной заботой садовника? И разве не те ветки, которые, обогнав другие, стараются вырасти повыше, должен он срезать в первую очередь?

Через коридор от комнаты Ситры располагался кабинет. Как и все прочие комнаты в особняке, он имел окна по разные стороны, и, как все в жизни жнеца Кюри, содержался в идеальном порядке. Там был компьютер, и Ситра использовала его для занятий – в отличие от жнеца Фарадея, когда речь шла об обучении, жнец Кюри не избегала цифровых средств коммуникации. В качестве ученика жнеца Ситра имела доступ к базам данных и информации, недоступной для обычных людей. Эта информация называлась «глубинным сознанием» и состояла из элементов памяти «Гипероблака», не предназначенных для использования простым человеком.