Линор Горалик - Все, способные дышать дыхание [litres]

а ну-ка раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, сейчас мы будем защищать этот мост силами одного не полностью уцелевшего гдуда (это история в прошедшем времени, как нетрудно догадаться, – история, происшедшая до того, как в гдуде осталось что-то вроде одиннадцати человек). Обстоятельства таковы: вот зоопарк, вот мост длиной примерно одиннадцать метров (жизнь бессовестнее литературы), никакой овечки на нем, конечно, нет, но на одном бережке действительно расположен контактный загончик с бяшами и няшами, некормлеными и ошалевшими, а на другом – они, их больше, чем нас со всеми бяшами и няшами вместе взятыми, но мы отважны и бесстрашны, и сейчас мы этот мостик будем защищать, чтобы не дать тем, другим, пройти через контактный загончик и занять стратегический холм с обезьянником. На мосту сеген Узиэль Ермиягу (сейчас он погибнет, и Адас Бар-Лев останется за главную, но подождите, он до этого успеет сделать одну удивительную штуку), и он делает удивительную штуку: он разбивает остатки своего гдуда (включая раненых, но способных держать оружие) по парам и говорит им: «Защищайте не мост, а друг друга». Артельман, где твой брат Факельман? – а ну-ка раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, один!

оторвался хвостик, сильно пахнет жареной бараниной, Яся Артельман защищает Ури Факельмана, и тут вскрывается, собственно, подлянка: это, значит, подразумевается, что мост защищается как-то сам собой, что никто не побежит с воем в сторону обезьянника, бросив автомат и для легкости скидывая на ходу амуницию: нет, имеется в виду, что мы защищаем в первую очередь друг друга в этих конкретных обстоятельствах. О, сколько интересного может произойти на всего одиннадцати метрах деревянного шаткого мостика: вот, например, быстро выясняется, что мертвые тела его стабилизируют и укрепляют, – мы, таким образом, заинтересованы с тактической точки зрения в увеличении количества мертвых тел; мостик становится все горбатее, Яся Артельман орет на своего Ури Факельмана, а Ури Факельман-то одурел и во весь рост хуячит по ним др-др-др-др-др, др-др-др-др-др, тогда Яся Артельман его просто пиздых прикладом под коленки, Ури Факельман хлоп мордой в чью-то мертвую попу, а граната ровнехонько у него над головой: пиуууу! Теперь давайте рассмотрим с учебной точки зрения этот интересный командирский прием: если бы Яся Артельман не защищал своего Ури Факельмана, мы бы лишились сейчас Ури Факельмана. Но: скольких бы в эти шесть-семь секунд уложил Ури Факельман? А с другой стороны – вот наш Факельман уже на ногах, орет: «Кибенимаааат!» – и др-др-др-др-др-др-др-др-др-др. Тут своего рода fuzzy logic, математика сослагательных наклонений; хотя смотрите, как интересно получается: вокруг Яси Артельмана и Ури Факельмана внезапно растет капуста! Объеденная до корня капуста, но важно не это, важен неминуемый вывод: Яся Артельман и Ури Факельман ушли, стало быть, с моста, они уже лежат не на мосту, а в самой серединочке контактного зоопарка, у Яси Артельмана здорово подвернута нога, он орет, орет горящая бяшка, теперь Факельман выполняет приказ: защищает своего Артельмана, то есть хватает его поперек талии и тащит к цветному домику для козочек, там бьются в истерике козочки, но Ури Факельман кое-как упихивает поверх козочек своего неходячего Ясю Артельмана; тут нам, конечно, чистая выгода: от Яси Артельмана уже нет никакой боевой пользы, он как-то сдулся от боли и визжит. «Не ори! Найдут! – орет Факельман. – Не ори! Найдут!» Оба молодцы; Яся Артельман орет не переставая, Ури Факельман лупит визжащих козочек прикладами по головам, хватает одну помельче и сует ее загривок в пасть Ясе Артельману, как мягкий духлявый кляп. Обожемой: прекратился визг, и пулеметчик, видимо, сделал соответствующие выводы, и теперь их, Яси Артельмана с его Ури Факельманом, совсем не видно за завесой того ада, который творится возле мостика (вон там торчит нога – это Ерема, Узиэль Ермиягу, но Адас Бар-Лев еще не знает, что приняла командование на себя; впрочем, в данный момент это тактически неважно). Оглядим же пространство боя и спросим себя: удался ли тактический, психологический, мета-гуманистический прием Узиэля Ермиягу? Хвостик оторвался, мостик сдан; зато у нас есть живой Яся Артельман и друг его Ури Факельман, поглядите на них: Ури Факельман выбил окошко в задней стене козьего домика, вылез сам и вытащил своего Ясю Артельмана. Пулемет переменил направление, и Ури Факельман, головой пихая под жопу Ясю Артельмана с мертвой козой во рту, ползет, ползет в сторону Ноева Ковчега – большого толстопузого строения с лекториями и диафильмами, с выставкой детских рисунков «Мой лучший друг – животное». А ну-ка раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, одиннадцать.

…Рассказывают, что по ТЦ «Мегаполис» несколько дней назад гулял человек с гусем под мышкой. А сейчас же все любопытные, всем надо поговорить с твоим гусем. И вот молодая мать со своим небольшим исчадием бросается гусеносцу наперерез: «Ой, Сереженька, смотри, какая уточка! Скажи уточке: „Здрасте!“ Скажи уточке, как нас зовут! Скажи: „Я – Сережа, а моя мама…“» Гусь, басом: «…Ебанутая».

…Рассказывают, что мэрия втихую начала борьбу с собачьим попрошайничеством – расселяет собачьи сквоты в переходах, выискивает спрятанные деньги и угрожает отнимать щенков у тех, кто с ними попрошайничает в метро [81] Комментарий 1 : Народ, между тем полагает, что собаки-попрошайки давно снюхались с ментами и все это теперь одна шарага – вот эти, которые просят «на корм сыночкам», отдают деньги своей крыше, а крыша кормит их и селит в квартирах (почему-то считается, что не где-нибудь, а в поселке художников на Соколе), и что есть уже целые собачьи кварталы, и что семьи в одной стае дерутся за право спать ближе к батарее, а стаи из соседних квартир враждуют между собой, – и помилуй тебя Господи Всевышний, бедная ты история государства российского: опять коммуналки, опять «ваш ублюдок всю ночь выл, приличным людям перед работой спать не давал», опять небось примусы пронумерованные. . А делается это все, понятно, при помощи милицейских поисковых собак. И вот наряд недалеко от «Войковской» находит большую нычку – кто говорит, на двести тысяч рублей, кто называет миллион, неважно. Менты, свистки, законоборческие таксы на поводке заливаются лаем. А нычку охраняют два бобика, каждый размером со шкаф. Лай, визг, принудительный намординг – и все это время бобики поливают такс матом и называют «легавыми». «Легавыми», натурально.