Ольга Денисова - Путь ко спасению

Десницкий выдержал драматическую паузу, прежде чем спросить:

- Что вы хотите?

- Пока - точных и максимально откровенных ответов на вопросы.

- Спрашивайте, - усмехнулся Десницкий. Он, наверное, думал, что у него хотят выведать какие-нибудь несуществующие тайны резервации.

Нет, один из Девяти спрашивал о рассказах брата Павла. И Шуйга почему-то сразу понял, что от ответов зависит их жизнь. Не от ответов даже, а от их реакций на уровне подкорки. От их умения из предпосылок делать правильные выводы - чем выше умение, тем больше вероятность умереть. Темнота хотела знать не только то, что они услышали, но и то, что они предположили, и даже то, что они могли предположить.

Десницкий совершенно не умел притворяться. Даже если бы он и понял, что к чему (а он ничего так и не понял), то все равно не мог правильно и красиво соврать. А напротив, спрятавшись за темнотой, сидел живой полиграф, ловивший любое движение бровью. Он наверняка чувствовал и малейшее изменение в запахе пота, и слышал чужой пульс, и даже мог на глаз определить концентрацию адреналина в крови. Так Шуйге почему-то казалось. До слез было больно глазам.

Десницкий превзошел самого себя, изображая упертого атеиста. Он был спокоен и расслаблен. На его лице шевелились мускулы! Он не побоялся сказать о когнитивном диссонансе и о своей жалости к ребенку. Он умолчал только о гипотезах, способных поколебать веру, и умолчал хорошо, правильно, отвечая на вопросы так, как от него ждали. Впрочем, если бы он рассказал о своих гипотезах, темнота поверила бы в его наивность еще надежней. Может, и к лучшему, что Десницкий ничего так и не понял…

Шуйгу допрос тоже не обошел стороной, но он-то умел врать без угрызений совести, без потоотделения, повышения температуры тела и без выбросов адреналина в кровь. Жить захочешь - научишься.

Они вышли из участка утром, с началом рабочего дня, хотя до рассвета было далеко. Хоругвеносцы подрассосались - двое дрыхли на банкетках возле дежурки, а других поблизости не наблюдалось. Шуйга еще не совсем поверил в свободу, в паспорта и «подорожные» в руках и наслаждался мелким дождиком и сырым промозглым ветром, остановившись на бетонном крылечке участка.

- Любиимыый, - гнусаво протянул он и кокетливо покосился на Десницкого, подняв плечико.

Тот отшатнулся так, что едва не покатился со ступенек. И Шуйга вдруг подумал, что шутка получилась дурацкая, и вообще - не нужно играть с огнем. Во-первых, можно схлопотать по зубам, потому что дядя Тор на взводе, а во-вторых, им еще ехать и ехать - стоит поберечь его терпелку.

- Нас убьют, - вдруг сказал Десницкий негромко. Неужели догадался? У него слезились глаза, покрасневшие, с припухшими веками, - от света настольной лампы. Судя по ощущениям, Шуйга выглядел не лучше.

- Уверен?

В контексте шутка показалась еще более дурацкой.

- Иначе бы нас не отпустили. Я думаю, они решали вопрос, что с нами делать: отправить в лагерь или убить. И приняли решение убить.

- Тебе эта мысль не кажется… параноидной? - кашлянул Шуйга.

- Кажется. Но от этого ничего не меняется. Там что-то еще было, в рассказе мальчишки. Чего мы не поняли, но что нам знать не следовало.

Десницкий, безусловно, был очень умным, он даже догадался, что в рассказе брата Павла было что-то, чего он не понял. Но ум и наивность вполне друг с другом совместимы…

- Ага, - осклабился Шуйга, поражаясь наивности Десницкого. - Убить дешевле, не надо признания выбивать.

- Я серьезно. Они ошиблись, прокололись. Если бы нас отправили в лагерь, это можно было бы объяснить чем угодно: экзистенциальным конфликтом, пропагандой, желанием очернить нас, просто их ненавистью к таким, как мы. А если нас убьют - я прав, в рассказе Павлика что-то было.

- А может, они просто решили, что мы для них не опасны?

- Мы - может, и не опасны. Но кто же знает, станем мы рассказывать об этом направо и налево или нет? - Десницкий был совершенно серьезен и абсолютно холоден.

- Ага. Ты - направо, а я - налево. Брось. Это же ерунда. Не будут же они убивать всякого богоборца, который только и ищет подтверждения своим идеям, и не в реальности, замечу, а в детских сновидениях. - Шуйга надеялся, что Десницкий заметит издевку в его словах. Нет, издевки тот не заметил.

- Дело не в богоборчестве. Иначе им вообще не стоило устраивать этот допрос. Они допросом этим себя выдали, показали, что для них это важно. Экспертизы, показания…

- Ты чё, поверил? - воззрился на него Шуйга. - Не было у них никаких экспертиз и показаний, незачем. Если бы потребовалось - сделали бы, а сегодня еще не было. Так, на пушку брали.

- Правда? А я поверил… - Он виновато улыбнулся.

Шуйга очень хотел усомниться в его предположении. Трезво рассудил, что теперь, когда их отпустили, никто их убивать не будет. И повод мал. Да, под светом настольной лампы, говоря с темнотой, он искренне верил, что опасность смертельна. А теперь - нет. Нет. Но почему-то чудилось, что он жив ровно до того момента, пока не сошел с крыльца. Логика не помогала отбросить этот неправдоподобный прогноз.

И они постояли на крыльце еще немного, обсудив дальнейшие действия. Нет, Десницкий не был параноиком, потому что параноик будет действовать на основании своих бредовых идей - в данном случае бежать из города, бросив «козлик» и рюкзаки. Глупый параноик начнет метаться в бесплодных попытках связаться с резервацией, используя не только почту и телеграф, но также Интернет (в тотальной зоне ограниченных узлов), мобильный телефон операторов местного значения и средства массовой информации (путем их вооруженного захвата).

Но Десницкий и здесь проявил истинно научный подход, взвесив все «за» и «против» в рамках каждого предположения, и вывел оптимальное решение: следовать по маршруту, указанному в «подорожных», будто ничего не произошло. Если он неправ, это само собой разумеется, а если прав - пусть один из Девяти думает, что они ничего не заподозрили.

Шуйга нашел единственный недостаток у этого решения - оно было слишком смелым. И, спускаясь с крыльца, особенно остро этот недостаток ощущал.

На лице Десницкого, разумеется, не дрогнул ни один мускул… Он предложил Шуйге поспать (!) в оплаченном номере до полудня, потому что вести машину, проспав самое большее три часа, будет тяжело. Шуйга гордо отверг это предложение - в номере с однажды выбитой дверью он бы не уснул и на секунду. Он и есть не собирался, потому что самое простое орудие убийства в этом городе - толпа озверевших с похмелья православных хоругвеносцев. И согласился пойти в открытую уже дешевую столовку только потому, что с серьезным беспокойством ждал мига, когда придется повернуть ключ в зажигании.

Заглянув в меню столовки, Десницкий просветлел - Шуйга не сомневался, что от увиденных там цен на мясные блюда. Но когда начал читать, и сам едва не расхохотался на всю столовку: первым пунктом значились пельмени «Благолепные».