Ольга Денисова - Путь ко спасению

- «Проходя же близ моря Галилейского, Он увидел двух братьев: Симона, называемого Петром, и Андрея, брата его, закидывающих сети в море, ибо они были рыболовы, и говорит им: идите за Мною, и Я сделаю вас ловцами человеков», - вещала экскурсовод как по писаному. - Вот потому Андрея и прозвали Первозванным.

Она продолжала гладко говорить, Шуйга не прислушивался, а лицо Десницкого вдруг сделалось каменным и бледно-зеленым. Он перестал жевать и медленно опустил ложку в тарелку с борщом.

- Ты чего? - признаться, Шуйга снова почувствовал себя параноиком, когда в голову ему пришла мысль о яде в борще.

- Ловцами человеков… - медленно и тихо произнес Десницкий. - Ты слышал? Вместо рыбы ловить людей…

- А, это вроде как ловить души и скармливать богу-чудовищу? Интересная идея. Оч-чень богохульно. Это ты здорово придумал, это в самом деле может поколебать веру.

- Не я. Андрея Первозванного назвал тот архиерей. Ты понял? Он предложил мальчику стать таким же, как апостолы, - ловцом человеков. Мальчик это понял, он, в отличие от нас, учил Закон Божий.

Нет, Десницкий определенно параноик. Или… Или настолько боится чувствовать себя негодяем, что готов выдумывать причудливые конспирологические версии, лишь бы не смотреть правде в глаза?

- Ну да, конечно. Ловцом человеков. А я-то думал! - Шуйга сделал вид, что вздохнул с облегчением.

- Слушай, неужели тебе нисколько не страшно? - Десницкий поднял тяжелый взгляд.

- Мне совершенно все равно, во что на самом деле верят попы из высших эшелонов власти. Верят они в бога, служат они черту, ловят они души или не ловят - мне без разницы. Это дело их личного цинизма, а их цинизмом удивить меня нельзя.

- А если они не верят, а знают, что тогда?

Шуйга забыл о данном себе слове не смеяться, к тому же он собирался не смеяться над экскурсоводом, а не над Десницким. И какие глупости она в это время изрекала, он не прислушивался. И напрасно: в это время излагалась какая-то трагичная история жития какой-то святой, таскавшей камни в переднике и в этом видевшей свое служение Богу. Похоже, припасть именно к ее мощам паломницы и направлялись.

Когда один из казаков поднялся с места, поздно было притворяться серьезным. Да и выглядел он не так чтобы впечатляюще - щуплый был, как цыпленок табака. Но глаза горели, да. Праведным огнем. Вот если бы поднялись все четверо, Шуйга, может, и презрел бы гордыню.

Свои претензии подходивший полицай изложил еще по дороге - в них нашлось не много цензурных слов, а общий смысл сводился к тому, что слушать надо молча. И не ржать - это кощунство. Впрочем, прими Шуйга униженно-виноватый вид, казака бы это не остановило, он ведь приключений искал в скучном паломничестве, а не извинений от негодяя с синим паспортом. Просчитался Шуйга только в одном: он ждал удара кулаком и гадал, как цыпленку табака придется извернуться, чтобы врезать сидевшему за столом у стенки. Казак же небрежно ударил сложенной пополам нагайкой, и вышло у него это ловко и неожиданно. И на удивление больно, потому что нагайка попала по носу и задела угол глаза.

Второго удара не случилось - Десницкий ухватил цыпленка табака за правое запястье и одним движением уложил спиной на стол. С грохотом. С опрокинутыми стаканами, пролитым компотом и разлетевшимися по полу вилками. Нагайка осталась на столе, а через секунду Десницкий отправил добровольного стража порядка к его товарищам - пинком под зад. И хотя Шуйга плохо видел одним глазом, но почему-то догадался, что с тремя вскочившими с мест казаками Десницкий разберется так же быстро. И не потому, что он эдакий Илья Муромец, а потому, что на лице у него и теперь не дрогнул ни один мускул, даже дыхание не участилось - с такой холодной, спокойной ненавистью в глазах люди обычно побеждают.

Казаки тоже это поняли, потому что схватились не за нагайки, а за мобильники.

- Массаракш… - Шуйга сплюнул кровь, попавшую в глотку из носа. - Ты чё сделал-то, дон Румата? Пожрали, называется… Валим отсюда, и побыстрей.

Потом он жалел, что не прихватил котлету по-киевски с нетронутой еще тарелки…

Надежда на то, что казаки не записали номер «козлика», была эфемерной - много ли «козликов» едет этой дорогой в этот день и этот час?

Конечно, Десницкого стоило посчитать неправым. Но говорить ему об этом почему-то не хотелось. И вспоминать перепуганные морды казаков было приятно.

Шуйга ограничился одной сердитой фразой, когда «козлик» вырвался с заправки на шоссе:

- Я не девушка, чтобы меня защищали от подонков.

- Извини, - угрюмо ответил виноватый-превиноватый Десницкий.

- Я, может, сам ему врезать собирался, - проворчал Шуйга, вытирая нос, - за оскорбленье действием.

Но Десницкий снова не понял шутки.

- Я же сказал: извини.

Шуйга сплюнул в окошко. Смотреть на дорогу одним глазом было непривычно и неудобно. Ну не понимает человек шуток, что с него взять?

- Славка, да это же я виноват, я! Я же нарывался! А ты прав, как всегда, сволочь… Только что теперь делать, я не знаю. Если этот цыпленок табака заявит…

- А может не заявить?

- От него зависит. Я бы не заявлял - постеснялся. Но он и без заявы своим может дать наводку, и неизвестно, что хуже. В участке бьют культурно, следов не оставляют, а эти и насмерть могут запинать, и покалечить. - Шуйга хохотнул, чтобы Десницкий понял, где смеяться.

- Это статья? Если заявит?

- Тебе ж сказали: был бы человек, а статья найдется. Это принцип. Подумай сам: если каждый захочет пнуть гордого казака под зад, что от его зада останется? И кто ему после этого подставит другую щеку?

- Давай свернем, - Десницкий пожал плечами.

- В смысле?

- С шоссе свернем. Поспим часок.

Спать после произошедшего пока не хотелось. Но… подбитый глаз совсем заплыл, и кровь из носа никак не останавливалась. И ведь ударил-то цыпленок табака вполсилы, которой и без того не много было, и нагайку пополам сложил - считай, в четверть силы. Шуйгу передернуло, когда он представил себе полновесный удар нагайкой по лицу.

Он выбрал не проселок даже - почти что просеку и, покувыркавшись в грязи на колдобинах, нашел укромное местечко, где с дороги «козлик» был не виден.

Десницкий продолжал глядеть виновато и давал какие-то дурацкие советы запрокинуть голову и приложить к глазу холод. Кинулся убирать рюкзаки и раскладывать сиденья, чтобы Шуйга мог немного поспать лежа, - провозился минут двадцать, если не больше.

Снова пошел дождь, зашуршал монотонно по железной крыше, и печка шумела ему в унисон… Десницкий тоже улегся, накрывшись спальником.

- Ты уверен, что проспать нужно только один часок? - спросил Шуйга, широко зевая.

- Да нет, спи, сколько тебе надо… - серьезно ответил Десницкий.

- Тьфу, - поморщился Шуйга. - Если проснешься раньше меня, мотор выключи.